Глава 11
Клуб «Серебристая лиса» закрывался в пять утра. Адам уже поднимался вверх по лестнице, когда его окликнула Ви.
— Эй, Адам! Спокойной ночи!
— Спокойной ночи.
— Ты куда?
— Завтракать.
— Погоди, мы с тобой. — И с этими словами Ви взбежала вверх по лестнице. За ней поспевала Хелен. В дверях они остановились, зябко поеживаясь на пронизывающем утреннем ветру.
— Фу, кого-то только что вырвало, — проговорила Ви, наморщив нос.
— Фабиана, — ответил Адам и, указав на тротуар, добавил: — Здесь по меньшей мере тридцать фунтов, а то и все сорок. Одному Богу известно, откуда у этого идиота взялось столько денег, но, как бы то ни было, вот во что они превратились. Идем.
И они зашагали в сторону Пикадилли.
— Ты ведь сегодня в первый раз? — спросила Ви.
Адам кивнул.
— Я тоже, — сказала Хелен.
— Ну и как, понравилось? — спросил Адам.
— О да, очень. Не так плохо, как я думала.
— Да?
— А тебе что, не понравилось?
— Это — грязная игра.
— Ну, не знаю, — проговорила Хелен, — ты просто танцуешь, и тебе платят за твое время. Что в этом грязного?
— Когда начинаешь думать о пяти или шести пройдохах, облепивших одного глупого доверчивого парня, который слишком пьян, чтобы соображать, что делает, а они в это время липнут к нему, клянчат у него деньги, обдирают как липку и весело потирают руки, подмигивая друг другу, словом паразитируют, и все ради того, чтобы вытянуть у него пару шиллингов… Тьфу! А потом они говорят: «У тебя больше не осталось денег? Пошел вон!»
— Да у него денег куры не клюют, — заметила Ви, — он же композитор.
— Ага, так я и поверил.
— Но это правда! Он американец.
— Ну да, как же! Ты что, не можешь распознать настоящий американский акцент? Или ты не слышала, как он, уже прилично набравшись, начал говорить как самый настоящий кокни? Американец! Да он просто делает вид, что американец. Так поступают все дураки, когда хотят пустить пыль в глаза. Это потому, что в течение последних пятнадцати лет все важные темы модно обсуждать с американским акцентом. Такая дурацкая традиция. И вот люди вроде этого малыша Фабиана, начитавшись всякой дряни про янки, гангстеров, финансовые махинации и тому подобное, пытаются говорить как Пат О’Брайен… Композитор! Да он в жизни не написал ни одной ноты.
— Но у него наверняка много денег, — сказала Хелен.
— С чего ты взяла? Его костюму цена пять фунтов в базарный день. Рубашка за десять шиллингов — дешевая имитация ярлычка «Бэрримор Ролл». Богатые американцы так не одеваются, особенно если хотят произвести впечатление. Не стоит попадаться на эту удочку. Он не американец, не композитор и никакой не богач. Скорее всего, он обычный карманник.
— Кто дал тебе право так о нем говорить? — спросила Хелен.
— Ну, может, и не карманник. Может, он просто альфонс. Да, скорее всего, так оно и есть.
— И все равно я что-то не заметила, чтобы ты отказывался от его денег.
— Ну ладно, ладно… Можешь обвинить меня в этом, пожалуйста. Но не защищай его только потому, что они были у него в кармане.
— Если у тебя такое настроение, зачем тогда ты вообще пришел в клуб?
— Потому что мне нужны деньги — прямо сейчас, во что бы то ни стало.
— Мне кажется, что у Фабиана схожая ситуация, — заметила Хелен.
— Между нами существенная разница. Фабиан — ничтожество. Для чего ему деньги? Чтобы купить себе сотню костюмов? Тысячу шелковых сорочек? А я… ладно, не имеет значения. Давайте зайдем вон туда и поедим.
Они зашли в ночной гриль-бар на Ковентри-стрит.
— Жаркое-ассорти,[25] — сказал Адам, — и желательно большие порции. Я умираю с голоду.
— А где ты живешь? — спросила Ви.
— Нигде. Я как раз подыскиваю себе квартиру. Посижу здесь до девяти и пойду искать жилье.
— В нашем доме есть несколько свободных комнат, — сказала Ви.
— А они приличные?
— Вполне, — ответила Хелен.
— В таком случае, если вы дадите мне адрес, я приду посмотреть… Боже правый, вы только посмотрите, кто пришел!
Это был Фабиан — бледный нездоровой, желтоватой бледностью, мигая воспаленными глазами, он с несчастным видом тяжело опирался на руку Зои. Он был похож на жалкого воробышка, вывалявшегося в грязной луже. Его шляпа была по-прежнему надета задом наперед. Мягкое чувственное лицо Зои в гневе казалось еще более мягким и безвольным. Она усадила Фабиана за столик и принялась счищать грязь с лацканов его пиджака скомканным носовым платком.
— Заткнись, — бубнил Фабиан, — отвяжись от меня наконец! Устроила тут сцену…
— Нет, ты только погляди на себя! Погляди на себя! Погляди, на кого ты похож!..
— Может, подождешь, пока мы вернемся домой, а там уж и начнешь орать?
— Пять с половиной гиней отдала за костюм, а теперь ты только глянь на него!
— Ох, да заткнись ты ради бога! Ты что, не видишь, я умираю? О-ох, как живот болит!..
— Все как положено, мой маленький пьянчужка, — проговорила Зои. — Эй, официант, принеси-ка ему чашку крепкого черного кофе… Я тебя повсюду искала. Ночи напролет! Кого ты из себя корчишь? И сними шляпу, когда сидишь за столом с леди. Ты…
— 3-заткнись… Я буду делать то, что хочу, — пробубнил Фабиан.
— А, ну как же! Ты будешь делать то, что хочешь. А на чьи деньги ты…
— Заткнись! — угрожающе прошипел Фабиан, чувствительно надавив ей под столом на ногу каблуком своего ботинка. Осторожность слегка рассеяла винные пары. Он втянул верхнюю губу и угрожающе уставился на нее своим неподвижным правым глазом. — Попридержи язык, Зои!
— Но, Гарри, это все-таки несправедливо. Как только у тебя появляются лишние деньги, ты бросаешь меня одну и бежишь шляться по пабам.
— Бегу шляться по пабам? Я? Я шляюсь по пабам? Слушай. Я занимался делом, серьезным делом. Я тут с ног сбился, отказался от ужина ради того, чтобы позволить себе пропустить один маленький стаканчик, от которого чуть не загнулся, — короче говоря, надрывался как проклятый, и все ради того, чтобы у нас в скором времени появились деньжата, а ты тут меня оскорблять вздумала. Шляюсь по пабам! Да уж, конечно, я шлялся по пабам. Само собой. Я не занимался «Чемпионами Фабиана». Шлялся по пабам!.. Меня от тебя тошнит.
— «Чемпионы Фабиана»! Что это за бред? Ха! А помнишь, как ты поставил на собачьих бегах? Еще одна великая идея. А что в итоге? Ты потерял тридцать фунтов. А теперь вот «Чемпионы Фабиана»! Ха-ха!
— Кто это потерял тридцать фунтов?
