Веют, воют, сам я вою, сам я небо крою.
Ничего в упор не вижу. Тише, ну-ка тише!..
Но глядите — что за диво? Что ж это за диво? Величава, горделива, до чего красива!
И лицо ее родное доброе какое!
Бедра — не обнять рукою, ну и все такое!
Это фея! Это флора!
Это — герцогиня!
Это — Флор Герцеговина, древняя богиня!
Под туникой кумачовой груди полны млека, словно у Любовь Орловой, в ясном взоре нега!
И раздвинула богиня мощную вагину, родила Герцеговина дорогого сына.
Симпатичный, симпатичный! Вот уж симпатичный!
Кто ж такой фотогеничный?
Я не знаю лично.
Это ж кворум! Это кворум! Это полный кворум!
Это пленум, это форум, мирный мораторум!
Вот идет он сквозь ненастье. Здрассте, ваше счастье! Упасите от напасти, я из вашей части!
Блещет хромовою кожей, форменной одежей.
И, сумняшеся ничтоже, ебс меня по роже!
Жесточайшим, жесточайшим образом жутчайшим дурака меня пинает, а за что — не знает.
Ой, ты что же нарушаешь ленинские нормы?
Почему не заполняешь протокол по форме?
Волк-волчище, волк позорный, чего тебе, волче?
Слух упорный, срок повторный, воют, воют горны!
Воют горны, воют ветры, свищут километры, беды, деды, да победы, горькие комбеды!
И рычит, урчит баланда, и звучит команда, коменданты да сержанты, бьют и бьют куранты!
Вьюга, вьюга, вот так вьюга! Не видать друг друга!
И идут, идут Двенадцать с Катькой разбираться!
Вьюга, вьюга, злоба, злоба, злоба да стыдоба.
Вою, ною, голосую, вею и воюю...
Но откуда ни возьмися — зайка объявися!
Бедный маленький пушочек, глупости комочек!
Глупый маленький зайчонок плачет, как ребенок.
Заплутал во тьме кромешной. Ну иди, сердешный!
Забирайся под тулупчик, дурачок-голубчик, на груди моей укройся, спрячься, успокойся...
Только сила неживая, страшная, белая, пуще прежнего взъярилась, злобой подавилась!
И шипит мне в ухо Лихо, хлещет в очи вихорь:
Подобру отдай косого зайца молодого!!
Оборву тебе я яйца, обломаю пальцы, если не отдашь мне зайца, снежного скитальца!
— Отрывай, падлюка, яйца, поломай мне пальцы!
Не отдам тебе я зайца, нежного страдальца!
Тут как гаркнет вражья Сила! Как заголосила!
Налетела, повалила, била меня, била!
Била, била, колотила, воем оглушила, в чистом поле положила в снежную могилу.
Била-била, выла-выла, да не тут-то было!
Ничего не получила мать моя могила!
Вот лежу я бездыханный.
А буран стихает.
Из-за пазухи зайчишка теплый выползает.
Ты скачи, скачи, зайчишка, жми без передышки, передай-рыдай поклоны женке незаконной!
Обручальное колечко брось ей на крылечко,
Ну, прощай, мое сердечко, гибель недалече...
Вот лежу я, замерзаю. Ничего не чаю.
Я не вою, не рыдаю, свой капец встречаю.
Я встречаю-чаю-аю, а кого не знаю.
Никого уже не знаю — аю-засыпаю.
Головою-вою-ою во сугробы-гробы с непорочною женою, смертью молодою.
Замерзаю-заю-аю, замер-замерзаю, веки белые смыкаю, аю-засыпаю,
засыпаю-паю-аю баю-баю-баю белым паром вею-аю в небо улетаю
в небо улетаю...
Снится мне — вечерний звон, небеса родные.
Тоны-звоны, теплый сон, избы расписные.
Золотятся купола, полны ямы силоса, тара-тара-трактора с поля возвратилися.
Ходит, ходит белый конь розовый от зорьки, ходит сон мой угомон от Оки до Волги.
Ходят девки над рекой, сисечки-пиписечки.
Машут с берега рукой Глебушка с Борисочкой.
И идет, идет весна улицей Заречною!
На скамейке у окна юность ваша вечная!
Чиста водочка — динь-динь — дай Бог не последняя!
У крыльца растет жасмин и ромашка бедная.
И черемуха-сирень,
Люба черноокая,
трень да брень через плетень,
милая, далекая!
Льется, льется Болеро, полонез Огинского, и мужик с базара прет Гоголя, Белинского.
Матушка возьмет ведро, принесет водичечки.
Светит в избах ГОЭЛРО, светит Любы личико.
И гудит ночной комбайн во широком поле.
Спи, дурашка, засыпай, завтра снова в школу.
С неба звездочка глядит прямо в глазки сонные, и трепещет, и манит в стеклышко оконное.
Ах, гори, гори, звезда, звездочка приветная!
У меня ли на устах песенка заветная!
У кота ли, у кота мягкая подушечка, одеяльце-красота, бархатные ушечки!
У меня ли, у меня вот какая спаленка!
На зиму стоят в сенях саночки да валенки...
Ходит Ленин во лузях, а печник не лается. Пальцем ласково грозя, Ленин приближается.
Ленин-дедушка рукой гладит по головке:
Ишь вы гаденький какой, и какой неловкий!
Что ж вы, батенька? Нельзя! Не годится, батенька!
Ну-ка вытрите глаза, носик аккуратненько!
Ленин-дедушка меня садит на коленочки, не ругая, не виня и не ставя к стеночке.
Ленин, дедушка родной! Ленинчик! Дедулечка!
Гладит ласковой рукой, кормит чаем с булочкой.
Деда, дедушка родной, лысенький, усатый...
Разве Ленин это? Стой!
У калитки сада
это ж дедушка Борис, настоящий деда!
Ну, вглядись же, ну проснись! И сомнений нету!
Это сад наш, это сад, проданный кому-то! Дедушка-покойник рад в солнечное утро,
в шляпе из соломы старой, в галифе, в сандалях, с тяпкою стоять на грядке во саду весеннем.
