Кверху брюхом мы плыли по черной реке, алый галстук зажав в кулаке.

А по небу полуночи Саша летел Башлачев и струнами звенел.

Он летел, да звенел, да курлыкал вдали.

Мы ему подтянуть не могли.

Мы смотрели глазами из рыбьей слюды из-за черной чумной бороды!

И чума-карачун нам открыла глаза — елы-палы, какая краса!

И Мороз, Красный нос нам подарки принес — фунт изюму да семь папирос.

О, спасибо, спасибо, родная земля, о, спасибо, лесные края!

И в ответ прозвучало: «Да не за что, брат, ты и сам ведь кругом виноват».

О, простите, простите, родные края, о, прости мне, лесная земля!

«Да ну что ты, — ответила скорбная даль, — для тебя ничего мне не жаль...»

На передних конечностях, видишь, вперед человек настоящий ползет.

И мучительно больно не будет ему.

Почему, объясни, почему?

Выползает пилот на опушку и зрит — там стоит свежесрубленный скит, там во гробе хрустальном Корчагин лежит, взгляд недвижный звездою горит.

Поднимайся, пойдем, закаленная сталь!

Слышишь, плачет братишка Кармаль!

Слышишь, бьется с врагом не на жизнь Муамар! Поползли к ним на выручку в даль!

И еловую лапу протянем друзьям!

Поползли по лесам, по горам!

К жгучим ранам прижми подорожника лист, след кровавый стели, не скупись!..

Ой, Ярила-мудила, ой, падла-Перун, моисеевский Лель-топотун!

Бью челом вам, бью в грязь своим низким челом, раскроив о корягу шелом!

Да, мы молимся пням, да дубам, да волкам, припадаем к корявым корням.

Отпустите меня, я не ваш, я ушел, елы-палы, осиновый кол.

Гадом буду и бля буду, только пусти, в свою веру меня не крести!

Дураки да штыки, да Госстрах, да Собес, елы-палы, сыр-бор, темный лес!..

Как по речке, по речке, по той Ангаре две дощечки плывут на заре.

И, ломая у берега тонкий ледок, я за ними ныряю в поток.

И, дощечки достав, я сложу их крестом, на утесе поставлю крутом.

Крест поставлю на ягодных этих местах, на еловых, урловых краях.

Подходи же, не бойся, чудак-человек, комбайнер, замкомвзвода, генсек!

Приходите, народы какие ни есть, хватит в этих обителях мест.

Так открой же, открой потемневший Свой Лик, закрути, закрути змеевик!

И гони нас взашей, и по капле цеди, и очищенных нас пощади!..

Но не в кайф нам, не в жилу такой вот расклад, елы-палы, стройбат, диамат!

Гой еси, пососи, есть веселье Руси, а Креста на ней нет, не проси!

И кричи не кричи — здесь не видно конца, брей не брей — не отыщешь лица.

Где тут водка у вас продается, пацан?

До чего ж ты похож на отца!

Эй, скажи, что за станция это, земляк?

Эта станция, парень, Зима!

Да тюрьма, да сума, да эхма задарма, карачун это, парень, чума.

Елы-палы, гудит тепловозный гудок: вот те срок, вот те срок, вот те срок!

За туманом мы едем, за запахом хвой, и туман получаем с лихвой!

Слышишь, снова кричит с бодуна Гамаюн, фиксой блещет чума-карачун!..

В феврале на заре сеем лен-конопель, невзирая на хмель и метель.

В феврале на заре мы лежим на земле, согревая друг друга в золе.

То ли черт нас побрал, то ль сам Бог нам велел, елы-палы, косяк-конопель!

Мама, мама, дежурю я по февралю, в Усть-Илиме пою: Улялюм!

Улялюм, твою мать, не увидишь конца.

До чего ж я похож на отца!

И ворую я спички, курю я табак, не ночую я дома, дурак!

И спасибо, спасибо, лесная земля!

Бог простит вас, родные края!

И валежник лежит, и Джульбарс сторожит, вертолет все кружит да кружит.

Но соленые уши, пермяк-простота из полена строгает Христа.

ПОСЛЕСЛОВИЕ К КНИГЕ «ЛИРИКО-ДИДАКТИЧЕСКИЕ ПОЭМЫ»

Дурак! При чем туг Вассерман!

Ты сделай мне пирке!

Ты посмотри — в моей руке лишь фантик золотой.

Малины положи в стакан, укрой меня, родной!

Ты посмотри — в моих глазах лишь светлая слеза!

Ты трепанируй череп мой -там злости никакой!

Там только тьма, там только свет, там только лед и жар, там только ужас и душа, которой всех нас жаль!

Ты стетоскоп приставь к груди, прислушайся ко мне, услышь меня, мой бедный враг, ты слышишь, больно как?

Пощупай ребра — где тут жир?

Я не с него бешусь.

Пока надеюсь, я дышу.

Я не зажрался, нет!

Я не гнилой, пощупай нос, пощупай все, что хошь!

Никто меня не подучил, послушай, замолчи!

Как на ладони весь я тут, я маленький совсем.

Я в кулаке твоем пищу и смысла в нем ищу.

Я не стиляга! Нет, поверь!

Я совесть не пропил!

Дурак, при чем же тут бордель? Чахотка да Сибирь!

Чахотка да Сибирь, вот так, такой я вижу знак.

И имя доброе мое — заступника всего!..

Ты сделай лучше мне пирке, ведь я в твоей руке!

КОНЕЦ

Рождественская

песнь

квартиранта

Конец 1986 г.

Людмиле Кибировой

РОЖДЕСТВЕНСКИЕ АЛЛЕГОРИИ

I

Отвяжись, я тебя умоляю...

В.НАБОКОВ

Вы читаете Santimenty
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату