мошеннику!
— А если все же он?..
— Вы же сами говорите — у того кольцо было в носу!
— Ухо-горло-нос — какая разница? — взорвался Егоров.— Может, он перевешивает каждый день! Из уха — в нос, из носа — в пуп! Араб ведь!.. Что угодно от них ждать
можно!..
— Тоже верно,— кивнул Василий.— Восток — дело
тонкое...
Серов протянул очередную порцию лекарств. Троицкий взял «колеса», запил их виски. Кивнул вертлявому бармену, чтобы плеснул еще.
— Ты бы хоть одно другим не запивал,— заметил Сергей.— Оно и так не очень сочетается, а уж одновременно...
Троицкий только зубами скрипнул. Он прекрасно знал, что не сочетается. Зато и голова перестает гудеть, и энергия в теле бурлит.
«Жениться, может? — как-то безнадежно подумал Троицкий.— Чтобы не Серый мозги парил, а жена хотя бы... Так жена еще быстрее надоест. Тут хоть соратник, «товарищ по оружию», а у бабы какие заслуги?..»
Троицкий нахмурился, вспомнив, как выкинул одну из своих сожительниц из окна. Красивая была — под два метра ростом, бюст пятого размера, но уж больно капризная... Стала ныть, что все девчонки поехали в Милан на неделю «от кутюр», то бишь высокой моды, а ее, как последнюю лахушку, Троицкий в те же дни повез на курорт.
Телефон исполнил мелодию гимна СССР, он же теперь и России. Чего-то там в аппарате замкнуло, и он сам автоматически сбивался на эти противные такты. Надо сегодня же новый купить.
— Да, все понял. Сейчас отправлю,— Троицкий прервал связь.— Менты звонили. Они Хомяка по городу водят. Сейчас в ресторане обедает. Он только сел, есть час.
— Куда ехать? — принял стойку Николай.— На его хату?
— Угадал. Улица Сен-Жак, восемнадцать, квартира четыре. Обшарьте как следует. Один мент с Хомяком остался, а второй будет хазу пасти. Если что — отзвонит тебе, Серый.
Троицкий забросил в глотку виски.
— Ну что встали? Вперед!..
Серов и Николай резво покинули фестивальный дворец. На лестнице им встретился Тарантино. Сегодня он был в белом фраке и с алой розой в лацкане.
— Пижон,— скривился Серов.— Так бы и въехал ему в будильник! Рассекает тут, морда...
— Согласен,— кивнул Николай.— У меня тоже кулаки чешутся.
Тарантино приветливо улыбнулся.
«А вдруг это вправду был путешественник? — мучилась сомнениями Кристина,— А я ведь могла с ним познакомиться!..»
Мужиков не поймешь — обманывают или правду говорят. Козлы они все, конечно, без малейшего исключения.
Кристина сидела на балконе. Вытирала волосы полотенцем. Без фена, конечно, не жизнь.
Что-то она слышала краем уха про какого-то чудака, который переплывает моря чуть ли не вплавь. Или верхом на дельфине.
Тот бородатый, во фраке, впрочем, ей не понравился. С таким и знакомиться не захочется, будь он трижды знаменит. И толку с него?.. Через Атлантику с ним на веслах? Или на мокром вонючем дельфине?.. Хрен. Или на собаках на полюс? Ну уж дудки. На полюс!.. Нашел дурочку!
Не нужен ей этот урод.
Внизу под балконом бодро прошел небольшой оркестрик из старичков в национальных костюмах. Трубы и барабаны. Громко и жизнерадостно. Две собаки на углу примеривались, как бы выразить друг дружке взаимную симпатию. Подросток проехал на роликах.
Жизнь продолжалась. Неслась на всех порах — и мимо, мимо...
Надо действовать. Дни идут, на улицах полно красивых солидных мужчин.
«Глупо ждать принца, который не знает твоего адреса»,— так, кажется, было написано в предпоследнем «Космо». Очень умная мысль! За свое счастье нужно бороться, самостоятельно оно не придет.
Кристина быстро собралась, нанесла на лицо минимум косметики и вышла в город.
По замкам Николай был одним из лучших в Петербурге. Просунув в скважину отмычку, закрывал глаза, прислушивался к своему дыханию и... вдруг делал одно безукоризненно верное движение. И открывались практически любые двери.
А за этими дверьми... Нет, ну всякое, конечно, бывало. Один раз он вошел в квартиру на Петроградке, где, по наводке, хранил добро богатый азербайджанец с рынка. Но за дверью обнаружились три комнаты, плотно забитые арбузами. В другой раз он попал в «однушку», где на него накинулось штук десять голодных кошек. Зато был случай, когда он взял хату, где прямо на кухонном столе валялась пачка баксов — десять кусков. И по комнатам еще порядочно по мелочам набралось...
Так бы и занимался спокойно себе «индивидуальной трудовой деятельностью», но однажды спалился на квартире авторитетного человека, тогдашнего партнера Троицкого. Был жестоко бит и приставлен к бригаде. С тех пор вот и... фестивалит.
Французский замок оказался хлипеньким. В Питере такие открываются ногтем.
— Скромненькая хатка,— оценил Серов.— Внимания не привлекает.
— Ну чё ж ему светиться-то зря...
— Перед Дворцом светится — не стесняется... Ладно, глянем, чего у него тут...
В сумке обнаружился иностранный паспорт Егорова.
— Егоров Сергей Аркадьевич... Все точно. У-у-у рожа...
— Смотри, фрак тут у него. Ходит, значит, на представления.
— Предусмотрел все, сучара... Глянь, «макарыч».
— Обойма?..
— Полная. Но все равно несерьезная штука. Из него только по бутылкам стрелять. Ой, глянь. Матрешки. А это еще зачем?
Серов задумался. И впрямь — зачем столько матрешек? Хрен его знает. Для того чтобы прятать что-нибудь? Его осенила неприятная мысль:
— Может, для взрывчатки?
— Точно! — охнул Николай.— Сто пудов — для взрывчатки. Больше незачем.
Солнце стояло в зените, палило нещадно, телеведущему Шалашову смертельно хотелось искупаться, и он спешил закончить репортаж.
— Атмосфера на Каннском фестивале становится все напряженнее... Борьба за главный приз в этом году нешуточная. В ход идут все средства. У Олега Белова украли билет на премьеру. Сегодня был избит иранский режиссер Абель Шмабель. В городе орудует подозрительная группа лиц, представляющихся милиционерами из Петербурга...
Генерал Сан Саныч екнул. Репортаж с фестиваля в своем кабинете он смотрел вместе с Шишкиным и Любимовым. Сердце подсказало — сегодня включить телевизор.
— Засветились, что ли, парни? — предположил
Шишкин.
— Ну-ка... какой у них там номер,— рассерженно потянулся к телефону генерал.— Я им покажу сейчас — орудовать.
— Прачечная на проводе,— раздался в трубке незнакомый голос.
— Прачечная,— повторил Серов, снявший трубку в квартире на улице Сен-Жак.— А вы кто такой?
Сан Саныч счел за благо оборвать связь.
