двери, испуганно застыл на пороге, не смея ни войти, ни уйти без приказа.
– Чего тебе здесь нужно?
Шелк. Черный шелк. Не слишком ли расточительно для избранника? Разглядывала его, жег зрачки алый герб, и все отвратительнее становилось на душе.
– Простите, госпожа. Я не знал, что вы здесь.
– Отвечай на вопрос.
– Госпожа Лакл позволила мне брать книги, госпожа, – спохватившись, опустил глаза.
– И что же ты с ними делаешь? Картинки смотришь?
– Читаю, госпожа.
– Ты умеешь читать?
– Да, госпожа, меня обучили в Убежище.
– Ах да, я совсем забыла.
Обида огненной лапкой вдруг оцарапала сердце. Ничего у меня не получается, даже избранника не могу себе выбрать. Святые, почему его нашла не я? Девочка, какая от него была бы красивая девочка. С глазами цвета неба. Девочка, дочка, моя дочка…
– Можно мне уйти, госпожа?
– Что? Нет. Подойди. Святые, какой ты высокий. – Она швырнула подушку на пол. – Сядь.
Он сел у ее ног, не смея поднять взгляд, обеспокоенно теребя книгу.
– Почему судьба ко мне несправедлива, избранник? – Она потянулась к нему, взяла его голову в ладони, приблизила к себе, заглянула в глаза. – Почему?
– Вам плохо, госпожа?
– Хочу понять, что я сделала не так? Почему святые покарали меня? Ты можешь мне ответить?
– Святые не карают, госпожа.
– У меня родился мальчик! Разве это не кара? Снова мальчик!
– Вы подарили этому миру новую жизнь, госпожа. Чудо рождения…
– Мне не нужен мальчик! Пойми ты! Мне нужна наследница, продолжательница рода, девочка, дочь. – Слезы быстрыми росчерками скользнули по щекам. – Понимаешь?
– Да, госпожа.
– Сенги, разве это много? Скажи! Почему твои святые отказывают мне в такой малости? Почему?
– Я не знаю, госпожа.
Она оттолкнула его и, зябко спрятав руки в рукава, забилась в угол кресла.
– Мне казалось, что если ты был учеником жреца, то… С чего я взяла, что ты можешь ответить на мои вопросы?
– Простите, госпожа. Я не умею говорить красиво. Мне бы так хотелось утешить вас.
– Тебе? – Она засмеялась, зло, коротко. – Ты задумываешься о смысле слов, которые произносишь?
– Я опять сказал что-то не то, госпожа?
– Избранник утешает только на ложе, да будет тебе известно.
Он растеряно глянул на нее, небо с болезненной, мертвой звездой в глубине распахнулось на миг перед ней, обожгло.
– Простите, госпожа. Я только хотел поговорить.
– Поговорить, – горько скривила она дрожащие губы, замолчала, уставясь в колкий отблеск, радужно бивший в глаза.
Солнце растворилось в кровавом зареве. Померкли тени. Сумрак задернул комнату пеплом.
– Хорошо, давай поговорим просто, без всяких… ну, на равных. Сможешь?
– Госпожа…
– Сейчас для тебя я просто Тин. Поговорим?
– Да… Тин, – он странно смотрел на нее.
– Хорошо. Мне всегда было интересно, почему ты не сбежал отсюда?
Он вздрогнул.
– Я поклялся, гос… Тин.
– Да брось. Не надо прятаться за слова. Я же вижу, что тебя просто мутит от замков Оанды.
– Я не могу получить свободу ценой горя других людей.
– Да плевать на все! Что тебе другие? Не понимаю.
– Вы бы хотели, чтобы разрушили ваш дом?
– Мой дом? Никогда. Я бы лично перерезала глотку каждому, кто осмелился бы только задумать это.
– Я тоже пытаюсь сохранить свой дом, Тин.
– Дом? – Она недоуменно нахмурилась. – Ты говоришь об Убежище?
– Да.
– Это разные вещи. Убежища часто разрушают. Почему тебя это волнует?
– Это все, что у меня есть.
– С десяток келий да кучка скопцов, невелико достояние.
– Большего мне не надо.
– А хочешь, я помогу тебе? Дам денег, расскажу как добраться до ближайшего Убежища. Какая тебе разница, где стать жрецом? Никто не узнает.
– И это говорите вы?
Она вдруг засмотрелась на его изменившееся, горящее лихорадочным внутренним светом лицо. Теперь я ее понимаю. Как бабочка к огню. Разве можно устоять?
– Хочешь?
– Вы искушаете…
– Нет, клянусь святыми, если ты согласишься, я помогу.
– Я…
– Да соглашайся же!
– Не могу.
– Ты мне не веришь? В этом все дело?
– Нет, я верю. Только я не смогу так. Не смогу предать. Это будет преследовать меня всю жизнь, поймите.
– Слова, – она передернула плечами, словно сбрасывая мерзкую букашку. – Ты просто боишься что- нибудь сделать, вот и все.
– Я боюсь не за себя.
– Да что ты все о других и о других! О себе подумай. Когда ты ей надоешь, ты уже никому не будешь нужен, даже своим жрецам. Эти праведники тебя даже на порог не пустят.
– Двери Убежища открыты для всех.
– Но не для избранников.
– Вы что-то путаете, – он встревоженно поднял на нее взгляд.
– Ты не знаешь? Не могу поверить, – она удивленно вздернула бровь. – Жреческие уставы нужно было до конца читать. Есть там особый пунктик про избранников. Могу даже процитировать: «…и бивать избранника камнями, и гнать нещадно от стен Убежища, дабы не поганила святой земли даже тень его».
– Это правда?
– Твой наставник не предупредил об этом, когда благословил на… – она чуть запнулась, – служение светлейшей?
Он покачал головой.
– Вот видишь. Никому нет дела до тебя. Подумай о себе. Тут недалеко есть Убежище. Скажешь, что был прислужником.
– Я не знал, святые, я не знал.
– Ну же, – встряхнула его за плечи, – сделай как я говорю.
Он поднял на нее полные слез глаза.
