Он потер рукой стену над очагом и несколько раз осторожно провел ладонью по волосам Улии и ее красивому лицу, ставшему как будто моложе после того, как обрезали длинные локоны. А может, и не моложе, просто беззащитнее.
— Ой, чумазая, — рассмеялся Виль.
Странно, но пророк все еще был подле Рейхара, как будто не боялся его, хотя того же Вейга двинь разок о стену — мигом поймет держаться подальше.
— Зато на мальца похожа, — Грум был доволен. — Что делать будем? Руис говорит, пора начинать войну и так слишком долго ждали.
— Нет-нет, я против войны, — заговорил господин Хет, нервно сжимая пальцы. Изо всей секты он один мог возражать Руису так, что тот прислушивался. — Этот ваш разбойник хочет не просвещения, но только крови. Чем мы лучше Псов в таком случае? Я проповедовал то, что Церковь зовет ересью, уже тогда, когда этот ваш Руис разучивал свои первые ругательства. И я все еще жив! А почему?
Борте Хет поднял палец вверх и замолчал, оглядывая собравшихся в «Пустой тыкве».
— Потому, дети, что никогда не вступал в открытую конфронтацию с Церковью. Я делал свое дело тихо, не привлекая внимания Псов…
— А если бы вы с вашей сектой перебили монахов лет пять назад, может, и не было бы этого зверства, — сказал мужчина с язвительным и словно для наглядности источенным язвочками лицом, которого все так и звали Оспа. — Нужно было давить их, пока они были еще щенками, пока не осерчали.
— Вы не можете так говорить, — запротестовал Хет. — Вы не можете этого знать, история, понимаете ли, не терпит сослагательного наклонения, не терпит всех этих «если бы», она…
— Хватит трепотни, — Грум ударил в стол дном тяжелой пивной кружки. — Полжизни треплетесь, а мы все слушаем. Руис говорит, что нужно воевать и первым боем будет освобождение Ромуры Тшева, которого Псы взяли вечером.
Все замерли на местах, даже господин Хет, все еще вполголоса переругивающийся с Оспой, умолк и недоуменно заморгал и нахмурился.
— Но позвольте, — начал он, — нам что же это, тюрьму штурмовать?
— А хоть бы и штурмовать! — выкрикнул заводящийся с полуслова Оспа.
— Нет-нет, я против, — заволновался старый ученый. — Мы потеряли сегодня Близнецов, они вероятнее всего мертвы, но это ради книг. Ради книг, понимаете! Но штурм ради чего-то иного… Мы не можем терять еще людей, это… Это расточительство!
Рейхар видел, как Улиа закусила губу и переводила тревожный взгляд с Грума на Хета и обратно, словно они перекидывали друг другу нечто, за чем следовало неотрывно следить. Если бы решала она — на штурм тюрьмы Трибунала отправились бы немедленно.
— А Руис говорит, что мы заставим Церковь считаться с нами, — упрямо говорил Грум. — Иначе всю жизнь и просидим в подполье. Как крысы.
Молодежь одобрительно загудела. Они не хотели быть как крысы.
— А я говорю, что ваш Руис отправляет нас на смерть! — воскликнул господин Хет. — И, Улиа, девочка, прости старика, но Ромура не стоит гибели кого-то из нас. Близнецы своей кровью заплатили за книги и Улиу, но…
— А Руис говорит, что никто не ожидает, что Ромуру будут освобождать. А значит, его будут охранять обыкновенно. Кто-то когда-то штурмовал Трибунал?
Борте Хет пожевал губами и признал:
— Нет, за то время, что Псы в Инквизиции, на это никто не решался. Но года четыре назад в Ууре, помнится, был убит председатель инквизиционного суда, да прямо в церкви. И, заметьте, привело это только к тому, что взрывы народного негодования были подавлены самыми жестокими, самыми страшными, самыми кровавыми, в конце концов, методами. И что мы теперь знаем об Ууре? А то мы знаем об Ууре, что практически вся земля там принадлежит Инквизиции, поскольку настоящие ее хозяева казнены, а имущество конфисковано. Нет-нет, если мы тронем Трибунал, столица опустеет.
— Но мы подадим пример, — проговорил Оспа и, передразнивая господина Хета, воздел вверх длинный узловатый палец с грязным обкусанным ногтем. — И если нам удастся — в местностях поймут, что равный бой возможен. И во всем королевстве начнется бунт!
— Так вот чего вы хотите? — надрывался ученый, но его голос потонул в восторженных криках еретиков. — А вы понимаете, что даже если нам и не удастся — охрана судов будет многократно усилена! А уж если удастся… Вы понимаете, что будут казнены…
Его уже не слушали. Улиа плакала от счастья в руках посмеивающегося Оспы, молодежь бахвалилась и спорила, сколько монахов кому удастся зарезать, мужчины постарше уже делили шкуру неубитого пса и обсуждали, как поднять бы скорее восстание по всему королевству. В затхлом воздухе заброшенной таверны вдруг пахнуло свободой, а люди устали жить, скрываясь в грязи, верить молча, бояться любого, кто походит габаритами на Пса — монахи всегда высокие, здоровенные, и сопротивляться таким бесполезно. А тот, кто не походит на Пса и даже не связан с Инквизицией, — тот всегда может донести. Выхода не было, не было надежды, и еретики были рады даже такой возможности освободиться от Церкви. Пусть мы пойдем во тьму, но зато другие…
— Бунт! Бунт!
— Штуц нам поможет, даст оружие, а может, и стрелков даст…
— Рейхар, ты слышишь? Все как ты говорил! — восторженный голос Улии потонул в шуме других голосов, избавив Рейхара от необходимости отвечать.
— Ох, и заживем же! Напоследок хоть поживем как люди…
— Руис — голова!
Рейхар украдкой глянул на Виля, наполовину ожидая увидеть то же душевное волнение и подъем, что охватило всех, но пророк был странно спокоен на фоне воодушевленных будущей битвой людей и выглядел почти нормальным юношей.
— Они все покойники, — раздраженно сказал Хет, усаживаясь на скамью рядом с Рейхаром. — И я почти желаю им погибнуть при этом безнадежном штурме. Пусть дураки отправляются во тьму, это лучше, чем на костер… А вы, господин Китт, я вижу сохранили разум. Ведь вам безразличен этот бестолковый Ромура, я надеюсь?
— Ромура мне как младший брат, — сказал Рейхар, — глупый, несмышленый, но брат, и мне сердечно жаль его. Но я считаю, что вы правы. Если смотреть в будущий день…
— Какая отрада — слышать разумную речь! — перебил Рейхара Борте Хет. — Именно, именно что в будущий день! Я, пожалуй, даже готов признать правоту этого господина… Этого господина… Видите ли… С лицом…
— Оспы, — подсказал Виль.
— Да-да, именно его правоту я и готов признать, спасибо, Виль. Возможно, он и прав, и во всем виноват день прошлый. Возможно, и впрямь нужно было давить щенков пять лет назад. Это разумнее, чем теперь наскакивать на злого и матерого пса, который уже привык жрать человеческое мясо. Где они возьмут оружие, позвольте спросить? Штуц не даст им ружей, поверьте моему слову. Он разумный, деловой человек. И что они будут делать? Должно быть, кинутся на монахов с вилами! Кстати, Виль, мой мальчик, тебе ведь тоже отчего-то совсем не хочется на штурм, верно?
Виль пожал плечами и сказал без своей обычной придурковатой улыбки:
— Так Руис и не пустит меня на войну. Он и сам не пойдет, вот увидите. Если штурм не удастся, он соберет новую секту, а меня будет выставлять перед ними, как ярмарочного урода. Так же как выставлял перед вами. А если удастся — все поймут, как он хорошо запланировал штурм. Так хорошо, что сам не явился.
Рейхар изумился спокойной и взвешенной речи сумасшедшего. Хет, видимо, тоже был поражен, если не говору, то мысли пророка, потому что, помявшись, спросил осторожно:
— Быть может, ты считаешь, милый мой Виль, это не первая попытка нашего безрассудного Руиса атаковать Трибунал?
— А я не знаю, — признался Виль. — Не удивлюсь, если нет.
Он вдруг повернулся к Рейхару:
