на престолеЕго геройский младший брат,Муж Герпелойды величавой,Увенчанный военной славой,О коей всюду говорят...И к венценосцу самомуЯвились рыцари с поклоном:«Стань и для нас отцом законным»'Быть,– он ответил,– посему!Хотя судьба неумолима,А наша скорбь неутолима,Ее должны мы превозмочь!Живущий да к живым вернется,И скорбь отвагой обернется!Слезами горю не помочь.Рожденный доблестным Гандином,Я стану вашим властелиномС моей возлюбленной женой.Отныне к верному причалуМоя судьба меня примчала.Здесь я бросаю якорь свой!И, положась на доблесть вашу,Пантерой этот щит украшу:[41]Пусть славный герб моих отцовВселяет в грудь моих бойцовНеукротимую отвагу!..'Все принесли ему присягу.. . . . . . . . .Он, Герцелойдою влекомый,В покой вступает незнакомый.Дверь королева заперлаИ в эту полночь отдалаАнжуйцу девственность свою.Нет, я от вас не утаю,Как наш герой, в боях суровый,Рот целовал ее пунцовый,Как оба не щадили губ,И – пусть рассказ мой слишком скуп,Сменились радостью печали,Те, что их душу омрачали...А вскорости на целый мирБыл справлен ими брачный пирИ – господу благодаренье! -Тем состоялось примиреньеДосель враждующих сторон...Князь Гамурет, взойдя на трон,Оставленный погибшим братом,Всех одарил арабским златом:От достославнейших бойцовВплоть до бродячих игрецов.. . . . . . . . .Так завершилось торжество...Не раз пантера, – герб его, -Что щит анжуйский украшала,Князей строптивых укрощала.Носил герой поверх кольчугиРубашку царственной супруги,В которую была онаВ часы любви облачена,И в той священнейшей рубашкеОн в битвах не давал промашки...В конце свидания ночногоРубашку получал он снова:Их восемнадцать набралось,Пронзенных копьями насквозь.. . . . . . . . .Да, обделен он не был славой,И княжество его цвело.Зачем же снова в бой кровавыйОн поспешил, судьбе назло?Назло судьбе, себе на горе,Вновь переплыть решил он море:Гонцов прислал за ним Барук. (Здесь, выражая сожаленье,Я сделать должен добавленье:Князь поступил как верный друг...)Барук – мы сведенья имеем -Вновь атакован был Помпеем,Не тем, которым славен Рим,[42]А тем, кто дядею своимВзращен, Навуходоносором,[43]Тем властелином, о которомШумела глупая молва,Что он – соперник божестваИз-за его завоеваний,А нынче, не без оснований,Посеявший раздоров семя,Осмеян он и проклят всеми.... . . . . . . . .Барук безмерно рад подмоге...Идет нещадная война.И знают разве только боги,Чья одолеет сторона:Помпея или Гамурета? Дерется храбро та и эта...Ах, кто под чьим падет мечом?И Герцелойда молодая,Домой супруга ожидая,Еще не знает ни о чем.Что ждет ее: добро иль худо?Вестей тревожных нет покуда,Беспечно жизнь ее течет.Довольство, радость и почетИспанку нашу окружают.Все королеву обожают,Ее вниманьем дорожат.Нет королевы благороднейИ благостней!.. Притом сегодняЕй три страны принадлежат!... . . . . . . . .Ей ревность сердце не терзала,Любя супруга своего,Она с улыбкой узнавалаО похождениях его.Пусть он иным любезен дамам, -Ее не ранит он тем самым:Какой ей может быть урон,Коль всеми привечаем он?..Меж тем прошло уже полгода,А из далекого походаНе возвратился Гамурет.Вестей о нем все нет и нет...Так радость горестью сменилась.Душа тревогой стеснена.Картина страшная присниласьЕй в час полуденного сна:Внезапно вспыхнул полог звездный,Гром громыхнул грозою грозной,Кругом пожар заполыхал,Неслись хвостатые кометы -Всемирной гибели приметы,И серный ливень не стихал.В том гуле, грохоте и визгеМетались огненные брызги...Но вот ужасный этот сонДругим ужасным сном сменен.И снится бедной королеве:Она дракона носит в чреве,И девять месяцев спустяНа свет рождается дитя:На голове его – корона...Она злосчастного драконаСвоим вскормила молоком.Но вскоре, к странствиям влеком,Он мать родимую покинулИ вдруг исчез. Как будто сгинул...Неотвратимую бедуПо высшей воле провиденьяЕй предвещали сновиденья.Она металась, как в бреду,Пока ее служанкой вернойНе прерван был сей сон прескверный.. . . . . . . . . .Сокрылось солнце. Ночь настала.Вдруг Герцелойда услыхалаШум голосов и стук копыт.Без короля вернулась свита:'Отныне нам лишь Бог – защита!Восплачь, жена! Твой муж убит!'Как смерть испанка побелела,Скорбя, душа рвалась из тела.Глава ее клонится вниз,Глаза ее не видят света.Но тут промолвил Тампанис,[44] Оруженосец Гамурета:'Узнай, как пал твой муж достойный!..Палил пустыню полдень знойный.Король был сильно утомлен,А шлем его – столь раскален,Что снял свой шлем он на мгновенье,Дав голове отдохновенье.Вдруг подошел к нему одинНаемник, некий сарацин,И кровь убитого баранаИз драгоценного стаканаПлеснул на королевский шлем,И, не замеченный никем,Отполз в сторонку... Но металлТотчас же мягче губки стал...Долготерпение Христово,Кто оскорбить тебя посмел?..Меж тем взметнулись тучи стрел,И бой кровавый вспыхнул снова.Смешенье копий и знамен!..Мы наседаем, враг сметен.Бойцов восторженные кликиЗвучат в честь нашего владыки.Глядим: уже с коня слезаетПомпея брат – Ипомидон.Неужто в плен сдается он?..О нет! Герою шлем пронзаетЕго коварное копье.Вонзилось в темя острие.Наш повелитель покачнулсяИ все ж не выпал из седла.Он, умирающий, очнулся,И – вседержителю хвала! -Хотя была смертельной рана,Домчался он до капеллана,Чтоб исповедаться пред ним:'Святой отец, я был любимИ за любовь платил любовью...И пусть моя истлеет плоть,Да будет милостив господьК той, что познает участь вдовью.Прощанье с ней безмерно тяжко...Отдайте же моей женеОкровавленную рубашку,Что в смертный час была на мне...Благодарю, прощаясь с вами,Всех воинов моих и слуг...' -Такими кончил он словами.Похоронил его БарукПо христианскому обряду.На удивление Багдаду,Король во гробе золотомЛежит в могиле под крестом...Ах, с сотворения временТаких не знали похорон!Причем не только христианеРыдали в славном нашем стане:И мавры – все до одного! -Потерю страшную осмыслив,К своим богам его причислив,Скорбя, оплакали его...'Вот что сказал оруженосецНесчастнейшей из венценосиц...Она едва не умерла,Хотя беременна былаНа восемнадцатой неделе.Стучало сердце еле-еле...Но как-то перед ней возникСедой и сгорбленный старик,Разжал он зубы королеве,Живую воду влил ей в рот,И тут же драгоценный плодВ ее зашевелился чреве.Глаза усталые открывИ отдышавшись понемногу,Она сказала: 'Слава Богу! Коль я жива, ты будешь жив.Мой сын, мое родное чадо!..'(Осталась ей одна отрада:На белый свет родить того,Кто цветом рыцарства всегоВзрастет, мужаючи с годами,О чем узнаете вы сами...). . . . . . . . .И принести она велелаРубашку с дорогого телаИ смертоносное копье -Наследство скорбное свое.Припав к рубашке той кровавой,Насквозь проколотой, дырявой,Лицо прекрасное ееВновь исказилось в страшном горе...(Рубашка эта и копьеПогребены в святом собореВысокородными князьями,Анжуйца первыми друзьями.)Меж тем во многих странах светаОплакивали Гамурета.А дней четырнадцать спустяНеобычайное дитяОна рожает в страшной муке.Сын крепконогий, большерукий,Богатырям иным под стать,Красавец княжеской породы,Едва не свел в могилу мать:Ужасны были эти роды...По лишь теперь, стремясь вперед,Моя история беретСвое исконное начало...Так что б все это означало?Я долго шел кружным путем,Чтобы начать рассказ о томВеликом муже достославном,Кто станет
