кинооператоров. Сначала они ворчали, когда он давал советы, но ему удалось убедить их, что процесс съемки иллюзионного шоу отличается от всего того, что они делали раньше. Данила делал все это с дальним прицелом. Если все пройдет хорошо, то запись можно будет показать по телевидению, а он не хотел видеть в кадре то, чего не должен видеть зритель.
Общий план, крупные планы на сцене, обход с камерой вокруг реквизита, отдельные сцены с балетом… Через два дня будет еще одна съемка, но уже при заполненном людьми зале. А затем наступит черед монтажа.
Билеты, вопреки опасениям Данилы, распродались полностью уже за неделю до премьеры. В кармане лежали последние три, и он решил подарить их случайным прохожим, как уже сделал с десятком других в первый день продаж, когда еще опасался за наполненность зала.
Данила вышел из своей двухкомнатной съемной квартиры в центре города и отправился на прогулку по вечернему Львову. Возле здания университета кто-то дернул его за рукав пиджака.
– Дядь, дай пару копеек.
Перед ним стоял пацаненок лет десяти, в широких грязных штанах и неопределенного цвета куртке, которая была на пару размеров больше худощавой фигурки беспризорника. Огромные глаза на немытом лице смотрели внимательно, не мигая.
Данила порылся в кармане пиджака и вытащил десятигривенную купюру.
– Держи, пацан.
Бумажка исчезла в недрах брюк с такой ловкостью, будто малолетний попрошайка брал уроки у Петра Зиновьевича.
– Дядь, а сигарету не одолжите?
Данила усмехнулся:
– Одолжить… Ты что, ее вернешь?
Мальчуган не отходил, выжидающе глядя на него снизу.
– Есть хочешь, пацан?
Тот сглотнул слюну:
– Хот-дог.
Поблизости оказался требуемый лоток, и через две минуты пацан уплетал за обе щеки угощение.
– Не спеши, никто у тебя не заберет.
– А я и не отдам, – промычал мальчишка, не переставая жевать разрезанную булку с горячей сосиской, щедро сдобренную салатом, горчицей и кетчупом.
– А мамка твоя где? – поинтересовался Данила.
– Дома. Пьет она, – буднично ответил пацан, облизывая пальцы. От угощения уже ничего не осталось.
– Как тебя зовут?
– Виктор, – солидно представился тот.
Так звали дядю Данилы и друга из далекого детства – Витьку Косорукова, у которого тоже была пьющая мать. От этих воспоминаний у Данилы защемило сердце.
– Чего еще хочешь, малой?
– Еще десять гривен, – не раздумывая ответил Виктор.
– А в театр хочешь сходить?
– Театр? – Пацан скривился. – А че там интересного?
– Ты фокусы любишь?
– Люблю. Я в цирке видел. Только это давно было, мамка тогда еще не пила.
Данила снова полез в карман и вытащил билет.
– Держи. Это через два дня, в Оперном.
Проворные пальцы выхватили билет и растворили его так же, как ранее купюру, руководствуясь нехитрой логикой: дают – бери.
– Ну давай, Виктор, беги.
Пацан исчез в толпе. Билет он, скорее всего, сдаст, деньги нужнее. Когда в желудке пусто, то не до представлений.
Побродив немного по улицам, Данила решил возвращаться домой. Завтра последний день, необходимо выспаться.
Он свернул под арку, сокращая путь, и тут дорогу заступил чей-то корявый силуэт.
– Слышь, Вася, закурить есть? – гнусаво сказала тень, растягивая гласные.
Проживший большую часть жизни в Штатах, Данила не забыл двойного смысла этой вводной фразы и на всякий случай вытащил руки из карманов.
– Не курю, – ответил он, продолжая идти.
Но от темной стены отлепились еще две фигуры, окончательно перекрывая дорогу. Одна длинная и худая, вторая приземистая и коренастая.
– Те чо, в падлу закурить дать пацанам? – угрожающе спросил длинный. Лиц видно не было, ближайший фонарь качался у подъезда в двадцати метрах от места разборки с припозднившимся лохом, на свою беду избравшим короткий путь домой.
Эх, был бы в кармане шокер или полицейская раскладная дубинка! Но он ведь не в нью-йоркском Гарлеме и не в южном квартале Чикаго, куда после наступления темноты белому лучше не показываться. Он практически в центре европейского города!
В том, что его будут бить, и, возможно, даже ногами, сомнений не оставалось. Данила остановился и похлопал себя по карманам.
– Сейчас, ребята, где-то тут завалялись сигареты…
Рука, нырнувшая в карман брюк, нащупала лишь колоду карт, с которой он никогда не расставался.
– Сейчас, сейчас, тут и пара рублей должна быть… – озабоченно сказал Данила, притупляя внимание любителей легкой наживы. Те немного расслабились. Сейчас перепуганный лошарик сам отдаст бабло, а потом и отбуцкать его можно будет. Так, для развлечения.
Что может сделать кусок пластика? В умелых руках очень много. Данила на спор с пяти метров срезал броском карты горящую свечу.
Резкое движение кистью, и длинный с воем схватился за лицо:
– А-а-а! Он мне глаз выбил!
Первый, просивший закурить, получил правый крюк в голову. Данила метил в подбородок, но промазал и попал в скулу, поэтому противник не рухнул вперед в нокауте, а отлетел к стене. Но тут же вскочил и, матерясь, бросился в атаку.
А низкий уже наседал, пригибаясь на коротких кривых ногах, выбирая позицию для удара. Единственная мысль, посетившая Данилу в эту минуту, была о перспективе повредить в драке пальцы. В этом случае шоу могло накрыться медным тазом. Иллюзионист сцепился с кривоногим и отлетел к стене, приложившись головой о кирпичную кладку. Острая боль на миг пронзила его мозг, но ей на смену тут же пришла ярость.
В этот момент на сцене появился новый персонаж. Увидев высокую мощную фигуру, Данила понял, что шансов у него не осталось.
– Бац! – любитель халявного курева покатился по асфальту.
– Бац! – и длинный растянулся рядом во весь рост.
Низкорослый продержался дольше. Похоже, он не так много курил, как его товарищи по ночным забавам, а занимался спортом. Но это его не спасло. Весовые категории были разные, и после пары сокрушительных ударов драка была закончена.
Но Данила не успел поблагодарить своевременно появившегося спасителя.
– Руки за голову, уголовный розыск! – рявкнул незнакомец, и Данила, привыкший подчиняться представителям закона, послушно поднял руки. Подошедший полицейский оказался высоким широкоплечим здоровяком с коротким ежиком светлых волос. Одетый в черные джинсы и черную кожаную куртку, он больше походил на бандита, чем на представителя законной власти.
– Вообще-то, напали на меня, – спокойно произнес Данила, стараясь не делать резких движений, за
