любимой наложницы правителя, – он стряхнул с колен ее руки и направился к двери. Принцесса осталась на ковре. У самого порога он обернулся. – Да, разумеется, из этой комнатушки тебя переведут в другие покои.
И ушел.
Моргана не шевелилась. Она и сама не понимала, что с ней происходит, да и не хотела понимать. На нее снизошло прозрачное, как воздух, состояние, когда нет ни мыслей, ни чувств, ни желаний, ни даже страха, когда не видят глаза, не слышат уши, тело не повинуется. Она была в таком глубоком шоке, что при одной мысли о том, чтоб что-нибудь предпринять, кружилась голова и мутилось сознание.
Да и что она могла предпринять? Ледяной холод отчаяния замораживал ее и превращал в совершенно аморфное существо. Она боялась даже подумать о том, что услышала, о том, что случилось с Руином. Прошло больше часа, прежде чем она смогла доползти до кровати и со стоном рухнуть на нее. Уткнувшись носом в подушку, девушка затихла, мечтая, чтоб ее, как ребенка, спрятавшегося в укромном уголке, никто больше не нашел. Ей хотелось и вовсе перестать быть.
Но потом постепенно к принцессе вернулось осознание происходящего. Вот там по коридору кто-то ходит, звучат голоса слуг, топает охрана, а за окном с шарканьем метет метла дворника. Под кроватью попискивают гремлины... Нет, уже не под кроватью, вот они, в комнате – ставят на место кресло, убирают осколки вазы с ковра, пытаются починить прожженные в ворсе дыры.
Девушка хотела заплакать, но не могла. Ее трясло мелкой дрожью, при попытке подняться на кровати подламывались руки, ноги ослабели настолько, что Моргана всерьез сомневалась, способна ли она сейчас ходить. Первая мысль была, конечно, о бегстве. Заработавшая мысль немного потеснила шок, вернее, осознание неизбежности того самого ужасного, что только может произойти, отступило вглубь. Когда занят хоть каким-то делом, легче переживать кошмар. Сперва девушка подумала о том, что можно взять в конюшне лошадь, поехать кататься – и не вернуться.
«Так тебя и выпустят, – тут же пришло ей в голову. – Мама сумела сбежать, теперь отец будет намного более бдителен. Наверное, к тебе уже приставлена охрана». При одной мысли об отце снова стало холодно, на несколько минут почти остановилось дыхание и мысли.
Сбежать невозможно. Да и как оставить Руина, ведь ее бегство обречет его на мучительную смерть. А он ведь ее защищал. Знал, как рискует, и как безнадежно сопротивление отцу-властителю, но все равно защищал. И она должна защитить его.
«Ты все равно окажешься в постели отца, – безжалостно утвердил здравый смысл. – Никуда тебе от этого не деться. Раз он решил сделать тебя своей наложницей, значит, сделает. Так хоть брата спаси. Ты обязана сделать хоть что-то для него. Обязана». Моргана закрыла лицо руками. Воображение угодливо подсовывало ей картинки того, что случится с ней на ложе Армана-Улла, и справиться с собой не было сил. «Какая ты слабая, – подумала она. – Какая безвольная. Ты не решишься дать отцу отпор». Да это, пожалуй, и не небезопасно. Разъяренный, властитель легко может убить непокорную, пусть даже это его собственная дочь. А может, предпримет и что-нибудь похуже.
А потом ужас дошел до такого градуса, что уничтожил сам себя, и Моргана почувствовала, как все внутри застыло и зазвенело, словно отпущенная сталь.
Она поднялась с постели, поправила платье и закуталась в коротенький плащ – из тех, что носят в дворцовых покоях – ее знобило. Дочери властителя казалось, что внутри нее все умерло, хотя по лихорадочному блеску в глазах и беспокойной дрожи в пальцах скорее можно было решить, что девушка лишилась рассудка. Машинально повернувшись к зеркалу, принцесса привела в порядок волосы, хотя руки тряслись, и удалось ей это далеко не с первого раза.
Вскоре в ее комнату вошли слуги – люди, а не гремлины, что было признаком более высокого статуса, чем был у нее раньше. С поклонами и улыбками, за которыми пряталось как недоумение, так и насмешка (мол, вот так принцесса – собственного батюшку обольстила, вот так проныра), ее пригласили пройти в ее новые покои, которые уже готовы. Спросили, что из вещей из старой комнаты ей хочется иметь в новой. Моргана и сама не поняла, что ответила, но, видимо, что-то ответила, и за ее спиной два дюжих слуги тут же впряглись в кресло, а еще двое осторожно подняли туалетный столик.
«Зачем мне нужно кресло»? – удивилась принцесса и тут же забыла. Какая разница, если рухнула вся ее жизнь? Какая разница, если вот-вот ее погребет под собой воплощенный ужас, то, чего она боится больше всего на свете?
Новые покои оказались просторными – пять комнат – не хуже, чем было у матери. «Да, только ей это счастья не принесло, – подумала Моргана. – И тебе не принесет». Она, слабо отдавая себе отчет в своих действиях, прошлась по комнатам, трогая все, что попадалось ей на пути, потом прогнала слуг и залезла в ванную – роскошную двухместную мраморную чашу, больше похожую на миниатюрный бассейн, куда теплая вода из кухни нагнеталась с помощью магии – и тщательно привела себя в порядок. «Зачем ты это делаешь»? – вяло спросила она саму себя, но ответа не нашла. Оделась во все новое и села перед зеркалом.
А потом ей в голову пришла мысль. Она отогнала ее, но та упорно вернулась. Когда человек погружается в глубины шока, из которых ему не выбраться, его поведение становится похожим, на поведение людей нездоровых психически, и любая мысль, которая более или менее надолго завладевает его сознанием, становится навязчивой идеей. То же самое случилось и с Морганой.
Впрочем, она не слишком-то и боролась. Ей, потрясенной и ошеломленной, мысль показалась великолепной. Не имея сил сдерживаться, она вскочила и забегала по комнате. Потом заставила себя немного успокоиться. Чтоб осуществить план, следовало взять себя в руки и принять как можно более самоуверенный вид. То, что придумала Моргана, не сулило ей спасения, но зато, как ей казалось, несло хоть какое-то, но облегчение безнадежной ситуации.
Она с уверенным видом вышла из покоев. У двери стояли два охранника – офицер и рядовой гвардеец в ярком мундире отряда личной охраны властителя. Увидев принцессу, офицер отдал ей часть и вежливо поинтересовался, куда желает направиться ее высочество. Нет сомнений, Арман-Улл не собирался повторять свои ошибки. Если бы его дочь способна была понимать, что происходит, она догадалась бы, что ей и шагу не позволят ступить без присмотра охранников.
– В подземелья, – уверенно ответила она. По крайней мере, постаралась произнесли это с видом человека, которому в Провале можно все.
– В подземелья, ваше высочество? – удивился офицер. – Куда именно, ваше высочество?
– К тюремным помещениям. Туда, где заключен принц Руин.
– В тюремный блок? – офицер пытался вспомнить, можно ли принцессе спускаться туда? Властитель ничего не говорил по этому поводу, так что вряд ли стоит запрещать. В первую очередь Арман-Улл строго- настрого велел следить, чтоб леди Моргана не сбежала, а сбежать из тюремного блока вдвойне невозможно. По крайней мере, пока принцесса будет находиться «в гостях» у брата-изменника, охрана может быть совершенно спокойна, что ее не украдут. И ноги оттуда сделать невозможно.
– Да. Что тут такого? – девушка храбрилась изо всех сил.
Офицер поклонился.
– Как пожелаете, ваше высочество, – ответил он и сделал знак. К одному гвардейцу в мундире личной охраны властителя присоединились еще трое.
Удивленная Моргана, которая уже почти смирилась с тем, что к брату ее не пустят, взглянула на офицера с недоумением и опаской.
– Это свита, ваше высочество, – пояснил он. – Мы проводим вас.
Принцесса куталась в плащ; взгляды мужчин, даже почти равнодушные или вполне деловые, ранили ее. Она шла очень медленно, неустойчиво ступая дрожащими ногами; то и дело одному из охранников приходилось поддерживать ее за локоть. Прикосновение постороннего пугало ее еще больше, и в голову вновь приходили непрошенные мысли о том, что ей предстоит – эти мысли лишали ее мужества. Но странно было бы теперь повернуть назад.
Девушка миновала жилые покои, потом помещения, набитые охраной. Пожалуй, не будь при ней гвардейцев властителя, ее могли просто не пустить дальше кордегардии. Из большой круглой залы, где солдаты играли в карты и кости, но при появлении офицера с ловкостью жонглеров спрятали и то, и другое и вытянулись в струнку, вниз, в подвальные помещения и в тюремный блок вела широкая лестница. Один из гвардейцев предложил принцессе руку, но она оттолкнула его и, подобрав подол, стала спускаться.
