облизнулся.
Моргана испуганно съежилась.
– Она никуда не пойдет, – сказал Руин, его голос клокотал от ярости. Он вылетел из коридора и остановился, придержавшись рукой за дверной косяк.
Принц дышал очень глубоко, почти спокойно – так, как дышат после короткого, но стремительного рывка. Глаза девушки вспыхнули. Простодушная и невинная, она не поняла смысл приглашения отца, но инстинктивно почувствовала, что здесь что-то не так. Она посмотрела на брата с надеждой: «Ты всегда появляешься вовремя, брат!» «Я чувствую, когда тебе плохо, сестренка», – ответили его глаза.
Несколько мгновений правитель даже не знал, что сказать.
– Да как ты смеешь?! – прошипел он наконец. – Распоряжаешься, будто властитель здесь – ты. Но я уверяю тебя, это не так. Ты никогда не будет править Провалом, это я тебе обещаю.
– Мне плевать на Провал. Ты думаешь, я ничего не вижу и не слышу? Или ничего не понимаю?
– Тебя не учили, что подслушивать под дверью нехорошо?
– Если не хочешь, чтоб тебя слышали, не кричи на весь коридор. А уж о своеобразном приглашении, данном собственной дочери, не то, что кричать – даже говорить должно быть стыдно!
– Да с чего ты взял, что меня интересуют твои советы? Сопляк! Ты что себе позволяешь?!
– А что себе позволяешь ты? Она твоя дочь. Ты понимаешь? Твоя дочь! Ты на что собираешься пойти? На кровосмешение?!
До Морганы наконец дошло, о чем идет речь, и она попятилась.
Глаза Армана-Улла вспыхнули злобно, как два бродячих огонька.
– Я здесь – правитель, – процедил он сквозь зубы. – Этот мир принадлежит мне. И мир – и все, что есть в этом мире. Я волен в своих подданных. Я волен в своих домочадцах. И если пожелаю взять свою дочь – я это сделаю. Мне плевать, что ты об этом скажешь.
– Отец... – всхлипнула девушка, но никто в этой комнате ее не услышал.
– Я не позволю тебе, – один плавный шаг, и Руин вдруг оказался между отцом и сестрой. Как ему это удалось – сложно сказать, ведь он почти не обучался военному делу. Но шагу, который он сделал, позавидовал бы даже самый опытный воин.
Если бы в тот же момент он нанес удар, возможно, все решилось бы в пару секунд. Но рука Руина не поднималась на отца даже теперь. Он отдавал себе отчет в том, что нападение на Армана-Улла будет нападением также и на властителя Провала. И потому ждал, когда тот сделает первый шаг, потому что защищаться – совсем не то же самое, что нападать. Умом понимал, что делает ошибку – но все-таки медлил.
И Арман-Улл ударил. Он сделал это с выражением наслаждения на лице. Наконец-то непокорный сын дал ему повод расправиться с ним. В принца устремилось мощное заклинание, похожее и на паутину, на молот – оно должно было окутать тело и сокрушить дух. Руин сложил руки в причудливом жесте, на который и принял атаку, брошенную, конечно, не спонтанно, а с артефакта, одного из самых сильных в Провале. Энергия, заключенная в нем, должна была смести молодого человека, но он чудесным образом устоял. Руки, выставленные перед лицом, дрожали, отдача сбросила с туалетного столика вазу с цветами и опрокинула кресло. Перепуганная Моргана завизжала и бросилась в угол. Лишь для того, чтоб не задеть ее, принц не отразил заклинание вбок, что было бы намного проще.
Правитель давил, принц держал оборону. Чего ему это стоило, вряд ли кто из его наставников смог бы представить себе. Впрочем, никто из наставников юного принца не поверил бы, что он способен вообще устоять против подобной магии. Никто, разумеется, не мог принять во внимание гематитовые браслеты, которые, конечно, были опустошены предыдущими магическими действиями, но могучая основа-то оставалась, не знали и о существовании цепочки с несколькими драгоценными камушками в оправе. А знали бы, так не поверили, что женское украшение и женский артефакт способен на такое. Но Руин-то сразу понял, чего стоят артефакты, созданные леди Деавой Нэргино. С тех пор он и не расставался с ее изделиями.
Цепочка нагрелась, камешки, казалось, вот-вот разлетятся, но зато вскоре Руин почувствовал облегчение. Добрые три четверти всей тяжести взяли на себя артефакты. На это, собственно, принц и рассчитывал, когда подставлялся под заклинание своего отца. Зато теперь он мог полюбоваться ошеломленным лицом правителя, никак не ожидавшего, что отпрыск сможет сопротивляться его заклинанию сколько-нибудь долго. Принц вывернулся из-под невыносимой тяжести, сдвинул ладони – и магия ухнула в пол. Затлел ковер и паркет, затряслись стены.
Но в тот же миг в покои принцессы ворвалась стража, предводительствуемая двумя королевскими архимагами. Руин сопротивлялся недолго – его скрутили, надели магические блоки и швырнули под ноги Арману-Уллу. Один из архимагов сноровисто обыскал принца.
– Ну? – спросил Арман-Улл.
– Ничего особенного, повелитель, – маг пожал плечами. Снял с шеи Руина цепочку, осмотрел ее. Половина камешков треснула. – Артефакт исчерпан. Но он и не мог быть мощным.
– Что там на запястьях?
– Браслеты? Вообще не артефакты. Вернее, раньше были артефактами. Следы магии есть. Очень слабые.
– Ладно, можно оставить. Что еще?
– Рабочий артефакт. Без заклинаний.
– Дай сюда, – Арман-Улл взял камень в руку, повертел, сжал – и швырнул в окно. Броску ответил звон разбитого стекла. Испуганно охнула Моргана. Руин смотрел на отца снизу вверх. – Увести его. В камеру и в цепи. Давайте.
Охранники подняли Руина и поволокли его прочь, за ними последовали и оба архимага – хотя арестованный уже был в блоках, за ним полагалось присмотреть и доставить до места. На камеру, где содержались маги, обычно лежало дополнительное заклинание, не позволявшее им применять чары, даже если они умудрялись вырваться за пределы наложенной на них самих блокировки, что считалось невозможным. Но уж на всякий случай...
Арман-Улл с видом триумфатора проводил сына и архимагов взглядом, и тут к его ногам бросилось что- то растрепанное и плачущее. Правитель испуганно отшагнул, но тут узнал свою дочь. Прижимаясь, она все пыталась обнять его колени, и притом заливалась слезами, и с опозданием отец вспомнил, что Моргана, кажется, от всей души привязана к брату. Он рассматривал ее, но и в этом положении, и даже растрепанная, она была весьма мила – соблазнительна и прелестна.
– Отец! – рыдала она. – Отец, умоляю, пощади его.
– Он напал на меня, ты не заметила этого? Это государственное преступление, детка.
– Отец... Умоляю, – девушка заливала слезами его колени, тыкаясь в них лбом, и правитель наслаждался этим приятным ощущением. Он и прежде знал, что столь же дивного сочетания, как красота и покорная беспомощность, не существует, и теперь лишь еще раз убедился в том, что это именно так. Одновременно его ловкий ум уловил некую отчетливую возможность держать девушку в повиновении. Раз уж она так любит брата, почему бы этим не воспользоваться?
– Так-так... И ты просишь за преступника, моя лапочка? Разве не меня, своего отца и властителя, должна ты любить больше всех?
Она лишь плакала, уткнувшись в его колени.
– Ну что ж... – добавил он как бы в задумчивости. – Ты так прелестна, мое дитя. Трудно тебе отказать. Я пощажу твоего брата, не стану казнить его, как он того заслуживает. Но и ты, моя красавица, должна в свою очередь доказать мне свою любовь. Это будет честно, как ты полагаешь?
Девушка подняла глаза – темные бездны, до краев налитые слезами, застывшие и остекленевшие. Она, без сомнений, понимала, хотя определение «честно» вряд ли можно было применить к этой ситуации.
– Итак, я жду тебя вечером. Нет, не этим вечером, я ошибся, моя крошка. Сегодня я буду занят. Но не волнуйся, о твоем новом высоком положении узнают сегодня же. Разумеется, я не могу сделать тебя женой, пока жива твоя матушка. Впрочем, здесь дело времени, набраться терпения и подождать, пока мои люди найдут ее. Пока Дебору, эту неверную супругу, не спалят на костре. Тогда и ты сможешь стать женой.
– Нет, нет, – сдавленно запротестовала Моргана.
– Верно. Торопиться ни к чему. Положение наложницы правителя тоже довольно высокое. Тем более –
