— Неважно. Как меня учили, принцип восприятия силы у всех культов одинаков. Очевидно, что одним, что другим не нужны какие-либо изменения, разве что в их пользу. Но это еще не все. Ты же проводник… да, я слышала, как об этом говорил Гвальхир.
Ричард повертел в пальцах кружку.
— Ты меня не порадовала. Я, похоже, ввязался в неприятную историю.
— Жалеешь?
— Как я могу жалеть, если еще в самом начале истории встретил тебя?
Это прозвучало не мимолетным комплиментом, а так искренне, что девушка вспыхнула и отвернулась. Молодой воин смотрел на нее со смесью восхищения и тревоги, потому что в тот момент, как позвал за собой, он взял на себя ответственность за Серпиану и уже не мог с прежней беспечностью ввязываться в авантюры. Она стала второй важной причиной, почему ему теперь хотелось жить, первой же было само по себе желание наслаждаться этим миром.
Разговор постепенно заглох, потому что они оба чувствовали себя хорошо просто оттого, что находились рядом, на расстоянии вытянутой руки, и портить удовольствие беседами о невзгодах, которые могут ожидать в ближайшем будущем, не желали. Так же вместе они поднялись в комнату, обошедшуюся корнуоллцу втрое дороже, чем это бывало обычно, но зато с настоящей кроватью. Правда, она оказалась коротковата, как большинство кроватей в то время, потому как далеко не каждый, подобно королю Ричарду или его незаконнорожденному сыну, отличались богатырским ростом — сказывался частый голод, тяжелый труд и не самая привольная жизнь; кроме того, существовала привычка спать полусидя, подложив под спину подушки. Дику было все равно, даже если придется спать поджав ноги, — напоследок он хотел сделать это непременно на кровати.
А утром они покинули город на рассвете, когда хрустальная зябкость утреннего тумана еще не сменилась дневной жарой. Невыспавшаяся Серпиана мучительно зевала, но понимала, почему они вышли так рано, да еще и без завтрака — как правило, моряки выходили в море с рассветом, чтоб не терять ни минуты светлого времени. Корнуоллец быстро нанял два места на лодке, идущей к побережью, к мысу Форленд, а оттуда — к Дувру. Хозяин корабля взял с Дика немного, поскольку тот был не единственным пассажиром.
Помимо людей корабль вез солонину, сухие фрукты и бочонки вина — как объяснил капитан, провизия предназначалась для королевский кораблей. Флот должен был, переправив войска во Францию, обогнуть Испанию и добраться до Марселя — логично, что государь желал пользоваться исключительно собственными кораблями. Эти суда должны были везти короля и королевское войско на Восток, так что запасы там должны быть обширные, весь такелаж новый, и все это нужно было доставлять на берег.
Понятно, что владельцы речных кораблей спешили подзаработать, нанимаясь возить припасы с лондонских складов. Ну, и будущих крестоносцев, конечно.
В молодом Ричарде не узнавали такого же, потому что у него не было красного суконного креста, вроде тех, что раздавали церковники и который надлежало нашить на одежду, но корнуоллец был уверен, что во Франции раздобудет все, что необходимо. Да и не так важна символика, коннетаблю короля он мог сказать, что государь приказал ему явиться, и вот он здесь, готовый исполнить приказ, — это долг любого подданного. Поднявшись на борт корабля, он, успокоенный своими соображениями, устроил спутницу поудобней — та немедленно занялась шитьем — и, опершись спиной о скамью, закрыл глаза.
— Привет, — сказал ему Трагерн.
Он был встрепан и тяжело дышал, влажные пряди прилипали ко лбу и завивались в колечки.
От неожиданности Дик открыл глаза и еще раз убедился, что молодого друида рядом нет. Тот еще весной объяснил другу, что ему предстоит закончить некое важное дело, которое займет какое-то время, и что он догонит их позже. В Керлине в течение года он провел совсем немного времени, то исчезал, то появлялся, все рвался на Авалон поработать с рукописями, но его не пустили — по той же причине, что и корнуоллца. Впрочем, нагнать его Трагерн клятвенно пообещал. Непременно.
Молодой воин снова закрыл глаза. Видение пришло не сразу.
— Не открывай глаз, — нервно потребовал друид. — И не пытайся сосредоточиться. Где ты сейчас?
— Я? На лодке.
— Что, уже плывешь через пролив?
— Нет еще.
— Отлично. Подожди меня на берегу.
— И долго?… Да подожду, конечно…
— До завтрашнего утра. Я успею.
Трагерн появился на берегу лишь через день, но Дик почти не разозлился на него. Корабль, на котором удобно было переправляться во Францию, еще ждал, это было не военное, а торговое судно, и оно должно было причалить не в Кале, а подняться до Лилля по реке. С моряками он уже договорился, и они обещали помочь обустроить лошадей на борту и обеспечить их фуражом — не бесплатно, конечно. Запросы оказались терпимые — молодой друид, которого мрачный корнуоллец в отместку за опоздание заставил заплатить за все, раскошелился не моргнув глазом. На вопрос о причине задержки он лишь виновато поморгал.
Трагерн был одет по-походному и соответственно снаряжен — при мече, кинжале и приличной кольчуге. Его справу молодой Ричард осмотрел очень придирчиво, но сделано все оказалось на славу и, похоже, рукой истинного мастера.
— Ты хоть владеть-то всем этим умеешь?
— Более-менее, — уклончиво ответил друид. Корнуоллец вынул его клинок из ножен, повертел, несколько раз взмахнул и сделал пару выпадов.
Со вздохом вернул оружие на место.
— Хороший меч. Маддок ковал?
— Его учитель, — гордо ответил Трагерн. — Когда еще был жив. Меч достался мне от отца.
— Твой отец — друид? — изумился Дик. — А я думал…
— Что?
— Разве у друидов бывают дети?
— Почему это нет? — обиделся друид. — Что мы, не мужчины, что ли?
— Я думал, вам не до того.
— Ерунда. Мы не деревья, чтоб размножаться почкованием.
— С кем поведешься… — В ответ Трагерн задумчиво хмыкнул. — Ладно… Не хочешь опробовать оружие?
— С тобой? Совершенно не хочу.
— Ну как знаешь.
Остаток дня Ричард рылся в вещах молодого друида под его угрюмым присмотром и объяснял, что в далекий путь так не собираются. Что везти с собой столько разной одежды — только нагружать лошадь, и что друид — не женщина, чтоб заставлять скаковое животное тащить на себе три куртки и два плаща. Трагерн запротестовал, повторяя, что ночью в дальних краях может быть холодно. Корнуоллец постучал себя по голове.
— Снег не выпадает, так ведь? Значит, тепло.
— Интересно, где я возьму одежду, когда та, что на мне, сносится? Мы же надолго едем!
— На всю жизнь не запасешься. С войском будут торговцы, кроме того, мы же не в пустыню едем. Словом, все это тебе ни к чему. — И решительно выкинул лишние тряпки, а вслед за ними и одеяло.
А вот с рукописями он не мог поступить столь же бесцеремонно и какое-то время в молчании колебался, взвешивая их на ладони.
— Это-то зачем? — миролюбиво спросил он, в течение всей жизни усвоивший почтительное отношение ко всему написанному.
— Понадобится. Как думаешь, я без указаний этих книг смогу разобраться с печатью? И еще одно дело, которое хотел оговорить с тобой…
— Потом. Слушай, ты не пытался это все навьючить на себя?
— Зачем? Лошадь же есть.
— А если ее убьют?
