— Seulement il ici ne suffisait pas, — подтвердил стоявший рядом с королем Гуго Бургундский.[4]
Вниз по склону уже бежали солдаты и гонцы — отдавать приказ снимать цепи с башенок той части порта, которая находилась в руках франков.
Впереди шли несколько легких английских кораблей, следом за ними — огромная роскошная галера с выкрашенными пурпуром парусами... Правда, пурпур изрядно пострадал, превратился в грубо-бурый цвет, но на фоне простенького серого выделялся достаточно, чтоб дать понять: этот корабль везет какой-то особенный груз. Рядом с галерой шли два корабля с охраной и судно, на котором развевался стяг со львами. Теперь сомнений не осталось ни у кого: к Акре направлялся король Английский Ричард I Плантагенет со всей своей армией и даже с супругой.
— Вот что значит молодая супруга, — хохотнул граф Фландрский, стоявший по левую руку от Филиппа Августа.
Французский государь и не подумал его одергивать — с чего бы? Его самого уже давно томила тоска по своей любовнице Адель де Шартрез. Надо было в самом деле взять ее с собой. Тем более ее супруг тоже здесь, так в чем дело? А теперь бедняжка скучает дома по обоим.
На этот раз трубы и фанфары не звучали — откуда они в армии, изнуренной непрерывными боями, нехваткой еды, питья и даже просто чистого воздуха. Но король Англии, сошедший на берег, не выглядел обиженным. Филиппу пришлось подавить досаду и, выступив вперед, сказать несколько любезных фраз, за которыми только искусный притворщик разглядел бы яд.
— Mon cher cousin, comme je suis content de Vous voir. Le voyage иtait agreeable, je compte?[5] — вежливо улыбаясь, осведомился король Французский, но в его глазах дремала ненависть.
— Oh oui, je Vous remercie. Rиellment une agreeable promenad maritime,[6] — заверил Ричард.
— Je demande a ma tente, reposer et casser une croыte des chemins.[7]
— Oh non, merci beaucoup.[8]
Ричард почти не слушал, о чем шла речь. Обычная светская трепотня. Его больше занимала Акра. Машинально проговаривая ответные любезности, он посматривал в сторону и нетерпеливо притоптывал ногой.
Первое, на что он взглянул, поднявшись на скальный холм, откуда открывался прекрасный вид, — стены Акры. Второе — окружающие их рвы и валы. От города к берегу и порту тянулись две стены, окруженные рвами и накатами, которые сарацины защищали столь же упорно, как и городские. Это было объяснимо — только удерживая порт, осажденные поддерживали связь с внешним миром и, кажется, еще рассчитывали на прибытие груженного припасами и солдатами корабля.
На внешнем круге укреплений, частью возведенных сарацинами, частью — франками, копошились солдаты — что-то рыли, что-то тащили, с кем-то переругивались. Городские стены, облицованные камнем, были испятнаны копотью, потеками чего-то черного, издалека напоминающего смолу, — видимо, осажденные лили ее на головы нападающих. Шатры и палатки франков, теснившиеся у города со стороны моря, выглядели потрепанными, ветер, дующий с берега, нес густую вонь солдатского лагеря.
Ричард, казалось, наслаждался этим запахом. Для него это был аромат войны, и то, что так безумно раздражало Филиппа Августа, тешило сердце короля Англии, прирожденного военачальника.
С кораблей посыпались англичане, они принялись расчищать место под шатры и палатки, вытаскивать маленькие корабли на берег. Ричард все же принял предложение французского короля, но пожелал устроиться не в шатре, а под тентом, за изящными столиками, в легких креслах. Морща тонкий аристократический нос, Филипп Август был принужден терпеть запахи лагеря, наносимые под тент шаловливым бризом. Слуги торопливо понесли на стол вина в кувшинах, охлажденных в море, и закуски — мясо, рыбу, птицу, овечий сыр.
— Хорошо бы поставить кого-нибудь с опахалами, — заметил французский государь. — В полдень здесь будет так жарко, что даже сарацины притихнут. Они никогда не воюют в полдень и до пяти вечера.
— Да, я слышал об этой их эксцентричной привычке. Нельзя ли ее как-то использовать?
— Боюсь, что нет, mon cousin. Наши солдаты в это время тоже отказываются воевать. Здесь слишком жарко.
— Как у осажденных с провизией?
— Судя по всему, не лучшим образом. — Филипп Август самодовольно поскреб плохо выбритый подбородок. — Мы держим город в кольце уже больше месяца. Что там могло остаться в амбарах у этих упрямцев?
— Тем не менее, они не сдаются. Как у них с водой? И, кстати, почему же не попытаться отрезать их от моря?
— Можно подумать, мы не пытались, — оскорбленно фыркнул французский король. — Сарацины цепляются за порт, словно это их последняя надежда. Должно быть, ждут подмоги.
— Не дождутся, — с деланным равнодушием ответил Ричард. — Посланная подмога сейчас на дне морском.
Как ни был Филипп Август раздражен, он, конечно, заинтересовался этим заявлением. С одной стороны, стараясь держаться со спокойным достоинством, не показывая, как он горд собой, с другой — пытаясь скрыть, что «подмога» представляла собой один-единственный корабль, пусть и большой, Плантагенет подробно рассказал о своих подвигах.
Дик, стоявший за правым плечом короля и опять исполнявший обязанности его телохранителя — временно, пока Ричарду не взбредет в голову отправить его с каким-нибудь головоломным поручением, — мысленно улыбался. Он-то помнил эту огромную галеру с тремя мачтами, выкрашенную в зеленый и желтый цвета, помнил также и то, как долго с этим дромоном не могла справиться вся армада английского короля. Правда, у англичан было оправдание: больше двух, ну трех судов разом не смогли бы подойти к галере. Но все равно, какой позор, когда один-единственный транспорт с оружием и съестными припасами целая армия так и не смогла захватить. Только утопить. Правда, какой-то умник незнамо зачем пустил слух, что на корабле везут восемьдесят ядовитых змей на погибель всем христианам. Звучало это так убедительно (сарацинам чего только не приписывали — самое милое дело придумывать всякие ужасы о народе, о котором ничего не знаешь), что встревоженный Дик не утерпел и спросил Серпиану, не знает ли она хорошего заклинания от ядовитых змей.
Девушка посмотрела на него, как на тупицу.
— Ты как себе это представляешь? — спросила она. — Восемьдесят ядовитых змей на корабле? А моряки что, абсолютно непрокусываемые?
— Они, наверное, держат их в закупоренных амфорах, — предположил смущенный рыцарь-маг.
— Да? Бедные змейки, как же они дышат? А как их кормить? И какую опасность они могут представлять, сидя в амфорах?.. Ладно, допустим, эти ненормальные решат выпустить их на англичан — а сами куда будут прятаться? Тоже в амфоры? И долго они собираются там сидеть? Пока бедные змеи не передохнут с голоду? Дрессированные змеи — миф!
Спорить со змеей-оборотнем дальше было бы абсурдом. Дик посмеялся, но объяснить то же самое каждому было невозможно. Англичане, боясь змей, категорически отказывались идти на абордаж, а обрадованные сарацины осыпали противника стрелами и копьями, поскольку и того и другого у них имелся большой запас. Отправив Серпиану в трюм, Дик встал рядом с королем, держа наготове большой щит, поскольку Ричарду было наплевать на опасность, он и думать не думал прятаться от стрел. Государю до сей поры странным образом везло, но испытывать судьбу — дело неблагодарное. Рано или поздно может не повезти.
Никакие приказы не могли сдвинуть с места английских солдат, и тогда король пригрозил ослушникам смертью. Причем не какой-нибудь, а мучительной. Рассуждения, что же хуже — укус какой-нибудь сарацинской гадюки или обдирание перед повешением, — подвигло самых смелых закинуть кошки, стянуть два корабля, как положено, веревками, полезть через борта, но Ричард быстро понял, что такими темпами он не скоро захватит корабль. Если и дальше пойдет так, про него, государя Английского и доблестного
