сочинской жизнью: пляж, девочки, вино, картишки.
— В Америке, говорят, не пьют, — сказал я.
— Кто не пьет?! — заржал Саня. — Негры пивко с утра до вечера сосут.
— Так то негры.
— Правильно, придурки, — согласился Саня, — а я водочку употребляю. Но меньше, чем у вас. Жара.
Да, в жару пить плохо, это я помнил еще по Дагомысу.
— А девочки? — на всякий случай спросил я.
— Ну, девочки… — закряхтел Саня. — Хорошим девочкам хорошие бабки нужны. У нас с этим было проще.
Саня постоянно путал «у нас» и «у вас», но я к этому приноровился. Между прочим, в Дагомысе он снимал девочек без проблем. Да и в Минске снимал, и в прочих городах, куда его забрасывала журналистская жизнь. Жена, может, и подалась с ним в Америку, потому что подумала: уж здесь-то, голубчик, тебе ничего не светит. Во-первых, языка не знаешь, во-вторых, за баранкой раздолбанного «такси» сидит не сноб-журналист, а мексиканец-панамец.
Но сочинцы народ изворотливый.
— С негритянкой пробовал? — спросил я.
— Это не телефонный разговор, — понизил голос Саня, но чувствовалось, вопрос ему понравился.
— Я тоже не пробовал, — сказал я, намекая, что в принципе этот вопрос интересен любому белому человеку. — Попробуешь — позвони.
— Ладно, — ответил Саня и положил трубку.
Да, Саня должен был оказаться в Америке. Это мне стало ясно на воинских сборах после четвертого курса. Перед окончанием сборов мы, будущие офицеры, бежали семикилометровый кросс. Саня отстал на первых же метрах, и я этому не удивился. Человек, родившийся в Сочи, хорошо бегать не может. Галька, горы, вода, в конце концов, — какой бег? Я тоже не любил бегать, кроссы смертельно надоели мне еще на занятиях борьбой, но честно пыхтел в лидирующей группе. Вдруг нас обогнал самосвал, в кузове которого подскакивали три человека, среди которых, конечно, был Саня. Они смеялись и корчили рожи, потому что человек, едущий в машине, всегда смеется над бегущим.
Самосвал, однако, на ближайшей развилке повернул направо, и Саня с товарищами едва успели выпрыгнуть из него. Они вальяжно потрусили впереди, но скоро мы их догнали.
— Как самочувствие? — спросил Саня, когда я с ним поравнялся.
— Нормально, — сказал я.
— До финиша еще далеко?
— Километра четыре.
— Ни хрена себе! — удивился Саня и остановился.
Мы бежали по голому полю. До перелеска, за которым находился финиш, было еще далеко. Сзади послышалось тарахтение мотоцикла. Я смахнул с глаз пот и глянул через плечо. Нас обгонял какой-то местный парень, и за спиной у него, естественно, сидел Саня. Он помахал мне рукой и что-то крикнул. Я попытался сплюнуть, однако слюны во рту не было. Семь километров по пересеченной местности под палящим солнцем — это не дагомысский пляж, мелькнуло у меня в голове.
Далеко впереди Саня слез с мотоцикла, похлопал парня по спине и скрылся в перелеске. Мотоциклист газанул и поскакал по полю, едва удерживаясь в седле. Я бежал на автопилоте, цепляясь тускнеющим взглядом за спину нашего замкомвзвода Песецкого, между прочим, кандидата в мастера спорта по легкой атлетике.
Мы так и закончили дистанцию — Песецкий, еще один легкоатлет, я. Саня финишировал в середине пелотона из двухсот человек — и рухнул под ноги майора Васильева. Когда и как мы его обогнали, я не заметил.
— Молодец, — удовлетворенно сказал майор, глядя на помирающего курсанта, — хорошим защитником Родины будешь.
Чтобы не бегать больше кроссов, Саня решил поменять Родину, так я думаю сейчас. Кто его за это осудит? Осуждать некому.
Оздоровительный комплекс «Дагомыс» возвышался над поселком, как пирамида Хеопса. В конце октября народу здесь было немного — пожилые пары, женщины бальзаковского возраста в спортивных костюмах, без которых не мыслим ни один отечественный курорт, изредка молодежь.
В первый же день я прошелся по поселку. На пустынном пляже шумел шторм. Бездомные собаки обреченно сидели у кафешек, то ли уже закрытых, то ли еще не открытых. Одна особо отчаявшаяся дворняга грызла дубовую колоду, на которой когда-то рубили мясо. Курятники для отдыхающих зияли распахнутыми дверями и окнами. В воротах одного из домов стояла бочка с вином, возле нее скучали трое продавцов.
— Почем стакан? — спросил я.
— Десять рублей, — ответил продавец постарше.
— Купи канистру, — сказал второй продавец, — всего двести пятьдесят.
— Раньше стакан пятнадцать копеек стоил, — покачал я головой.
— Теперь десять рублей как десять копеек! — засмеялся старший из продавцов. — Хорошее вино, «Изабелла».
Это было единственное, что в Дагомысе не изменилось — «Изабелла», которую делают из армянского винограда. Мы с Саней спускались по пустой улочке к пляжу, и возле каждой калитки стояла табуретка, на ней трехлитровая банка с вином и стакан. Мы наливали в стакан, выпивали, я клал на табуретку монетку и смотрел на Саню.
— Я местный, — говорил Саня и шел к следующей табуретке.
Золотое было время. Когда-то мы с Саней на десять рублей гудели в баре до утра.
Я пошел дальше. Как и тридцать лет назад, жизнь кипела на трассе Туапсе — Сочи. Тут и магазинчики, и рынок, добавилось несколько высотных домов. Правда, намного реже стали ходить поезда. Тогда они шли один за другим — скорые, пассажирские, битком набитые электрички. Казалось бы, всего-то делов, закрыли границу с Абхазией. А поезда как обрезало.
Окрестные горы только-только тронула осенняя желтизна, и они стояли по-особому нарядные. Сочинская осень — это тоже праздник, но праздник природы. Устав за лето от жары, дубы, буки и грабы с первым холодком словно бы расцветали, а высоко в горах они уже полыхали багрянцем.
Глядя на пестрые горы, я подумал, что как-то незаметно я тоже подошел к своей осени. С годами сочная майская зелень моего древа жизни потускнела, покрылась толстым слоем пыли, и вот оно уже стоит, облитое золотом. Еще чуть-чуть, и вспыхнет красным факелом, сгорит в мгновение ока, и останутся лишь голые сучья, сквозящие в холодном голубом покое.
Я вернулся к себе в номер — и обнаружил в нем соседа.
— На симпозиум?! — радостно спросил он.
— Да нет, по журналистским делам, — сказал я.
— А я на симпозиум. Из Татарстана.
Он вынул из внутреннего кармана портмоне, поковырялся в нем, достал зеленую визитку и протянул мне.
— Территориальное медицинское объединение Алпатьевского района, — вслух прочитал я. — Галеев Усман Ильгизарович. Начальник.
Усман Ильгизарович кивнул головой — начальник.
На визитке кроме написанных золотом имени, адреса и телефона была изображена чаша со змеей, заглядывающей в чашу.
— Очень красивая визитка, — похвалил я.
Усман Ильгизарович польщенно улыбнулся, посмотрел в окно, из которого открывался чудный вид на
