море, и сказал:
— Слушай, пить будем, а?
— Может, вечером, — предложил я.
— Зачем вечером? Татарам вечером нельзя. Сейчас надо.
Он извлек из солидного кейса бутылку водки, я достал из холодильника виноград и мандарины.
— Сочи-Сочи, дедес прочи! — провозгласи я.
— Давай-давай, — поддержал меня Усман Ильгизарович. — Жена говорит: «Зачем ты ехал в Сочи? Пропадешь, дурак!».
Он выпил и сразу налил в стаканы.
— Я больше не буду, — сказал я.
— Не пьешь? Правильно. Знаешь, татары раньше тоже не пили.
— Да ну? — засомневался я.
— Точно говорю — не пили! Коран не разрешал. А в сорок втором сказали: пейте! Теперь война, можно.
Он залпом выпил водку и закусил виноградом.
Усман Ильгизарович был настоящий начальник — крупный, осанистый, с мимолетной белозубой улыбкой, смягчающей жесткое выражение смуглого лица, с перстнем на пальце и в хорошо сидящем добротном костюме.
— Так почему же не пили — и вдруг стали пить? — решил уточнить я.
— Понравилось! — удивился Усман Ильгизарович. — Но иммунитета никакого нет. Мы, татары, вообще агрессивный народ. Триста лет игом над Россией правили. А потом мишарин предал нас.
— Кто?
— Мишарин, — Усман Ильгизарович снова налил в стакан. — Есть татары и есть мишары. Татары работают, мишары торгуют. Очень плохие люди.
— Мишары?
— Ну да. Мишарин порох намочил, Иван Грозный Казань взял. Они до сих пор руководят нами.
— А что стало с предателем?
— Повесили. — Усман Ильгизарович выпил водку. — Или четвертовали.
— Откуда они взялись — мишары?
— Говорят, это русские, которые приняли татарскую веру, — пренебрежительно пожал плечами Усман. — Слушай, твоя какая национальность?
— Белорус.
— Я так и думал! — восхитился Усман Ильгизарович. — Я с белорусом в Доме отдыха жил, точно такой, как ты. Не пил!
— Белорусы разные! — запротестовал я. — Некоторые пьют.
— Тот не пил, как ты, — расставил точки над «и» сосед. — В Сочи отдыхать приехал?
— Книгу пишу, — отчего-то смутился я.
— Писатели такие же бедные, как врачи, — безапелляционно заявил Усман Ильгизарович.
Я молча согласился с ним.
— Даже беднее, — добавил он.
Я опять согласился.
— Но я ничего не беру, — посмотрел на меня Усман Ильгизарович. — Живу бедно, но честно. Три этажа дом построил. Зачем? Мы с женой на первом этаже, на второй и третий даже не поднимаемся. А сыну трехкомнатный квартира отдал. Пусть живет.
Я достал из кармана зеленую визитку и повертел в руках. Начальник. Но симпатичный мужик. Говорит, что думает. Вероятно, и делает, что хочет.
— Ты когда-нибудь татарка видел? — спросил Усман, очищая мандарин.
— В Москве их много, — уклонился я от прямого ответа.
— Очень красивые, — сказал Усман, отправляя мандарин в рот, — но злющие! Моя знаешь какая злая? Хуже, чем Иван Грозный.
— Зато красивая, — предположил я.
— Уже старая, я вторая жена взял, молодая.
— Вам, мусульманам, можно, — позавидовал я.
— Квартира ей сделал, — кивнул Усман Ильгизарович, — ребенка родил. Пусть воспитывает. Умру, хоть что-то останется.
— Зачем умирать, — возразил я, — еще поживем.
— Слушай, чуть не умер недавно! — сосед достал из кейса вторую бутылку, открыл и налил себе в стакан. — Я сам хирург, кандидатский диссертация написал, в Татарстане таких нет. Заболел живот, ни ходить, ни спать не могу. Мне два лучших хирурга вскрыли живот — ничего не нашли. А он болит! Тогда мне сказали: «Есть в Казани опытная еврейка, иди к ней». Я пришел, она посмотрела на меня. «У тебя селезенка гниет», — говорит. Слушай, какая умная!
— И не татарка, — сказал я.
— Татарки только красивые, — махнул рукой Усман, — и злющие. Хуже не бывает. Ты татарка знал?
— Не доводилось.
— Потому и не пьешь. Счастливый! А я пью. У нас иммунитета нет.
Он снова налил и выпил.
— Ну и что с селезенкой? — спросил я.
— Вырезали, — вздохнул Усман, — теперь пить совсем не могу. Алкоголь сразу в кровь поступает. Но писатели очень бедные. И глупые.
— Что, сталкивались с ними?
— Я замглавы администрации работал, писатель ко мне приходит: «Дай денег!» Я говорю: «Ты напиши, я дам». Нет, никому они не нужны. Против начальства напишут — их бьют. За начальство напишут — тоже ругают. Дураки! Ты напиши книгу, может, деньги заплатят. Или к нам в Татарстан приезжай.
— За деньгами?
— Ну да! — чувствовалось, Усман Ильгизарович от глупости писателей устал. — У нас нефть, начальники, книгу про них напишешь — деньги дадут. Много денег…
Он, не раздеваясь, лег на кровать и захрапел.
Я вышел на лоджию и осмотрелся. Панорама с двадцатого этажа открылась великолепная. Море с барашками волн, горные хребты, поросшие лесом, ясное небо над головой — что может быть лучше? Но книгу написать мне здесь не удастся. Во-первых, красота, не дающая собраться с мыслями, а во-вторых, татарин, храпящий на кровати. Начальник, но симпатичный мужик. Разговаривать с ним мне было отнюдь не противно.
Я возвратился в номер.
— Татары пьют, — пробормотал с кровати Усман Ильгизарович.
— Ваш президент республики татарин или мишарин? — спросил я, особо не рассчитывая на ответ.
Сосед перестал храпеть.
— Татарин, — посмотрел он на меня абсолютно трезвыми глазами. — Но все его заместители мишары. И наш министр тоже.
Он снова захрапел.
Все последующие дни я ездил — Ботанический сад, дендрарий, чайные плантации, Красная Поляна, горная пасека. В ресторане императорского охотничьего дома отведал «форель по-царски». Среди пальм в дендрарии я вдруг поймал себя на мысли, что уже около десяти лет не рыбачил у себя на родине. И не только не рыбачил, но и не собирал грибы или ягоды. А реки лучше Ислочи нет нигде. Холодная и чистая, она продирается сквозь Налибокскую пущу, и на галечных перекатах в ней стоят голавли, под обрывистыми берегами — хариусы, а по всей реке гуляет форель-стронга. О налимах не говорю, в Белоруссии они считаются обыкновенной рыбой. Сунь руку под любую корягу, и если не цапнет за палец рак, вытащишь налима, ментуза, в некоторых местах — меня.
