чисто, — улыбнулся, — Изольда Матвеевна даже запаха не переносит. Я сейчас представил, как я хотя бы с запахом пришёл на репетицию. Знаете, как она умеет одними глазами выражать презрение? Глянет — на месте сгоришь.
— Дело мне всё равно придётся заводить по факту, — сам себе сказал участковый, — а будет, чувствую, висяк, как с мелкой кражей из ларька. Эх, тут же нанесение тяжких телесных... А свидетелей нет. Хреново, Вась.
— Да уж, — согласился Василий.
Рано утром в палату ворвалась Изольда Матвеевна, стряхивая с себя вцепившуюся сонную медсестру:
— Почему я в этой деревне узнаю всё последней?! Не останавливайте меня, я должна его увидеть.
Увидела, и тут же зашлась навзрыд. Жалостливо поджала тонкие выразительные губы и вся затряслась от рыданий.
— Да что же это делается?! Изуверство какое! Васенька, бедный! Ты только не расстраивайся, мы ещё выйдем на большую сцену...— верила она сама себе или нет?
— Изольда Матвеевна, не плачьте, а то я тоже сейчас разревусь, а мне нельзя, — слова ученика немного привели её в чувство, хотя слёзы бежать не перестали.
В первый раз Василий видел, как его учительница бурно выражает эмоции.
— Вася, — продолжала причитать Изольда Матвеевна, — ты не переживай, этот случай — всего-навсего бемоль. Временное понижение тона.
— Мне вчера Сергей Иванович про лётчика Маресьева напомнил, — понимающе улыбнулся Василий, — только, я думаю, это не бемоль, Изольда Матвеевна, это бекар. И ниже уже нельзя, и выше дорога закрыта. То есть — ищи третий путь. Я, конечно, буду очень стараться, Маресьев без ног летал, но, мне кажется, асом не был...
— Вась, ну откуда ты такой не по годам умный?! — рассердилась Изольда Матвеевна. — Ты сам как бекар! Ни выше, ни ниже! Ты мне это брось!
— Да ничего, Изольда Матвеевна, самое главное, любовь к музыке, которой вы меня научили, — это навсегда, а если пострадает техника — сочинять я всё равно смогу.
— Сможешь, — утерла мокрым насквозь платком последнюю слезу учительница, — ты только не сдавайся. Аня как?
— Ночью у меня была.
— Ну и прекрасно, прости, что я так раскисла.
— Я знаю, вы очень на меня надеялись.
— Да я не надеялась, я точно знала... Уже продумывала программу для международного конкурса в Польше. Ах, как бы ты их удивил своим Шопеном. Они бы узнали, что такое по-русски мороз по коже... Нет, Морозов по коже!
Она сказала так, точно Шопен был близким другом Василия.
— Через сколько тебе снимут гипс?
— Сергей Иванович сказал — дней сорок. Потом надо будет руки разрабатывать. Надо теннисный мячик, — он посмотрел на руки, — два мячика и два эспандера.
— Я поеду в город, хочешь — привезу? Да о чём я, привезу и всё!
— Спасибо, Изольда Матвеевна.
На глазах её снова выступили слёзы, но в этот раз она справилась с собой. Встала, глянула в маленькое зеркальце из косметички, хмыкнула на опухшие веки и нос и уже с порога подчеркнула:
— Бекар так бекар, Вася, это: всего лишь временный знак! Главное — общая гармония. А знаки просто так не ставят!
Следующим гостем в палате был отец Алексий. Его увидеть Василий никак не ожидал. Отец Алексий появился в посёлке недавно, после того, как всем миром восстановили церковь. Был он молод и худощав, а вьющаяся русая борода выглядела реденькой и несерьёзной. Зато добрыми и пронзительными были серые глаза, и взгляд такой, точно у человека за плечами целая жизнь. Несколько раз он приходил в школу,
