- Вы мне очень нравитесь, - признался Павел.
- Но в стихотворении - о другом.
- Сегодня - об этом.
И они вышли из автобуса вместе, чтобы идти плечом к плечу семнадцать лет. Двенадцать из них они жили душа в душу. Так что, даже делясь своим мнением по поводу чего-нибудь, дивились не только совпадению ответного, но и тому, что высказывались одновременно одними и теми же словами. Порой осекались на полуслове и начинали смеяться, потому что надобность в словах исчезала. Все и так было ясно. Что уж там говорить о нежности и страсти, которые они испытывали друг к другу. И еще: Маша умела ходить, как кошка, когда Павел садился за диссертацию или «изменял» ей со своей поэтической музой, и умела гордиться мужем, когда видела и слышала, как его стихи то погружаются в человеческие души, то царапают их, заставляют сжиматься до слез на глазах, то, наоборот, расправляться во всю небесную ширь и лететь.
Казалось бы, они прожили вместе самые трудные времена, когда их зарплаты были меньше, чем те деньги, которые способен насобирать нищий на бойком месте или пропить богатый за один вечер в ресторане. Когда страна из «самой читающей в мире» превратилась в самую «телесмотрящую» и самую спивающуюся, тонущую в собственном безумии и разврате. Когда вечно мятущаяся русская интеллигенция вдруг поняла, что она никому не нужна. Они пережили вместе (в основном благодаря Маше) то, что Павел чуть не утонул в захлестнувшем страну после запретов разносортном и некачественном алкоголе. В какой-то момент он хотел плюнуть на всю эту жалкую борьбу за выживание и наняться где-нибудь «солдатом удачи». «Горячих точек» было хоть отбавляй. Но и в этом случае Маша редкой женской мудростью и лаской удержала от безумных поступков, которые хоть и позволяют мужчинам оставаться мужчинами, но большей частью счастья и радости не приносят, как, собственно, и денег. Хорошо повоевать тогда стоило меньше, чем «разбомбить» торговый ларёк или получить один «откат», занимая соответствующую должность. Но все эти социальные катаклизмы сами по себе ничто, если на другой чаше весов любовь, хотя сама по себе любовь между мужчиной и женщиной - чувство хрупкое и капризное. С годами она может превратиться в обычное чувство привязанности или шагнуть в небо, к той любви, которую принёс в этот мир Спаситель. Третьего не дано.
Евангелие Павел открыл, как многие тогда, потому что стало можно. Открыл, чтобы восполнить пробел в знаниях, которые раньше пополнял с помощью Достоевского и Лосева, энциклопедии «Мифы народов мира» или «Настольной книги атеиста». Преодолев родословную Иисуса Христа у Матфея и читая все дальше и дальше, он вдруг начал чувствовать, не понимать даже, а именно чувствовать, что верит. Происходившее с ним, несомненно, было чудом прикосновения. Разум же, точно компьютер, искал аналогий и не находил их, оставляя единственное решение: если это написано человеком, то продиктовано Богом. Вместе с верой пришло осознание собственного несовершенства, порочности, а затем раскаяния. Когда он в первый раз заплакал над страницами Евангелия, к нему подошла Маша и попросила читать вслух.
Во время Крещения в храме Михаила Архангела у него уже не было никаких сомнений, потому и привел с собой еще сомневающихся жену и пятнадцатилетнюю дочь Веронику. Во время таинства несколько раз чувствовал какую-то необъяснимую тяжесть, желание быстрее закончить, выйти на воздух, но когда все вместе читали Символ Веры, душа вдруг распахнулась, дышать стало легче, окружающие люди стали близкими, как родственники. И в словах: «Чаю воскресения мертвых, и жизни будущего века», открылся вселенский глубинный смысл происходящего.
Но слишком поздним было открытие простых и светлых истин Нагорной проповеди. Не совсем верно в отношении евангельских истин говорить «поздним», ибо поздно не бывает никогда, а через веру чудеса и счастье в земном его понимании не сыплются. Поздним в том смысле, что их надо закладывать в раннем детстве, что позволит ребёнку правильно ориентироваться в мироздании.
Мир Словцовых дал трещину тогда, когда этого меньше всего ждали. Летом следующего года Вероника улетела в Америку, так как училась в новомодной школе с углубленным изучением иностранного языка и экономики. За счет каких-то подозрительных фондов российские школьники разъезжались по разным странам за умом-разумом, как когда-то при Петре боярские дети. Из Штатов вернулись все, кроме красавицы-доченьки Вероники. Она добровольно осталась там под патронажем каких-то странных общественных организаций, гарантирующих талантливой девочке дальнейшее обучение в США, а точнее, в связи с тем, что на нее положил глаз какой-то молодой миллионер. При этом она позвонила оттуда и полчаса втолковывала родителям, что это ее решение, что не следует ограничивать ее в правах... И Павел с горечью осознал, что оттуда звонит не его дочь... Даже голос казался каким-то чужим, «зомбированным». Первое, что он хотел сделать, собрать деньги, полететь за океан, образумить дочь, но тут вдруг на стороне Вероники выступила Маша.
- Павел, надо успокоиться, не пороть горячку, а вдруг наша девочка сможет научиться жить лучше, чем мы? «Что мы дадим ей здесь?»
- Дура ты! - взорвался Словцов, оскорбив жену в первый раз в жизни. - Мы ей самого главного не дали! «Что мы дадим ей здесь?» - передразнил и еще раз уверенно и осознанно повторил: - Дура ты, Маша, у тебя ребенка украли, а ты... Ты читала, что Есенин об Америке говорил? Кнут Гамсун? Ну кого тебе еще в пример привести?.. - и махнул в сердцах рукой.
Мир Словцовых треснул и распался на две половины, потеряв то, что их соединяло - Веронику.
