- Кстати, это не Сталин придумал концлагеря, а Ленин и Троцкий. Иосифу Виссарионовичу ничего не оставалось, как отправить в них приверженцев того и другого. А вы, часом, не враг народа? - прищурившись, с наигранным подозрением спросил Павел.
- Псих какой-то, - буркнул мужчина и торопливо запрыгнул в припаркованную рядом иномарку.
Буквально на следующем перекрестке Словцов вышел на комплекс зданий Югорского университета, поразился его размаху и снова заулыбался, увидев скульптурную группу - Платона и Сократа в бронзовых туниках перед центральным входом. «И не зябко ребятам? - поразился их неуместности в общем пейзаже Павел. - Видимо, со своими философами здесь туго». Бронзовые греки о чем-то дискутировали. Их жестикуляция тоже что-то напоминала, заставляя Словцова напрягать память: где он это видел? Потом вдруг осенило: Минин и Пожарский!
- Сунул грека кто-то в реку, больше раков нет в реке... - перефразировал Павел поговорку и повернулся к дороге, выбирая: пойти ему в гору, с которой, свернув налево, можно спуститься к Иртышу в Самарово, или, наоборот, брести вдоль по Чехова.
«Сократ с Платоном беседовали на Чехова», - с улыбкой подумал он. А от Чехова прыгнул мыслью на избитую тему «лишнего человека» в русской литературе. Вот он - идет, собственной персоной по улице Чехова, и может выйти на улицу Лермонтова, может вернуться к памятнику Пушкину, самый что ни на есть лишний, любовно выписанный всеми ими. Вспомнились горящие глаза первокурсников... И как они меняются к пятому курсу, у бедных этих, почти новоиспеченных филологов, которые начинают понимать, что они-то и есть лишние люди, и не в литературе ни в какой, а в этой самой жизни. Особенно сейчас, когда литература становится лишней. Бумага, несущая на себе водяные знаки и цифровой номинал, вытеснила бумагу, несущую на себе слово.
- Паш, ты там с этими на троих что ли соображал? - услышал Словцов со стороны дороги.
Из окна припаркованной к бордюру одиннадцатой «Лады» свесилась знакомая борода. Улыбающийся Егорыч, видимо, давно наблюдал за ним.
- Эти, - кивнул Павел на бронзовых философов, - меня с собой соображать не возьмут, хотя Сократ и не дурак был выпить. Просто у меня сообразительности не хватит.
- Ты по делу или по ветру? - покосившись на университет, спросил Егорыч.
- По ностальгии, - только что сам осознал Павел, - а вообще-то погулять вышел.
- Так, может, гульнем?
- Я думал, ты на крутом джипе разъезжаешь, - присмотрелся к невзрачному авто Словцов.
- А я и разъезжаю. У меня во дворе «Рэндж ровер» стоит. А эта? Я такие раз в полтора года меняю. Неприхотлива. Ест немного. Да и, в случае чего, не жалко. Иномарки мне так менять не по карману. Ну так что? Проедемся ко мне в гости? Хоть посмотришь, где я живу.
- Только ненадолго, мне потом на обед. Лиза обидится. Да, вроде, и Вера обещала приехать.
- Садись. Недолго, значит, недолго.
Проехали совсем немного по Чехова, свернули на Красноармейскую, а там - во дворы, где стояли типовые брусовые двухэтажки ленинградского проекта. Павел изумился еще больше.
- Я думал, ты в каком-нибудь коттедже обитаешь?
- Паш, я буровой мастер, а не владелец трубы. Зарплата у меня не маленькая, но я не миллионер. Да и нормальная квартира у меня в Тюмени. Там мама живет. Раньше жена и дети там жили.
- А сейчас?
- Сейчас они в теплых краях. Тут, понимаешь, честно говоря, моя ошибка. Я полагал, главное - обеспечить семью, оказалось, это второстепенное, главное - быть с семьей. В общем, пока я тут вкалывал, на Большой Земле один тип к моей благоверной клинья подбил. Хоть ей и за тридцать уже было, но выглядела она - йо-хо-хо...
- М-да... - многозначительно оценил историю Егорыча Павел.
Квартира оказалась самой обыкновенной - однокомнатная с небольшой кухонкой, если не считать обилия лосиных рогов, торчащих почти на каждой стене.
- А, это... Считай, сам себе наставил. Трофеи... Надо было на баб охотиться, а я на сохатых, - пояснил Егорыч.
