Павел посмотрел на нее с интересом и, недолго думая, признался:
- Бывало, еще как. Я же думал, что я поэт...
- А я не хочу, не умею устраивать скандалы.
- Я понял, я тихо уйду, - грустно сказал Словцов и двинулся к лестнице, чтобы подняться в свою комнату собирать вещи.
- Я тебя не выгоняла, - заявила ему вслед Вера, - я еще сама не знаю, как к этому относиться.
- Зато я знаю...
- Но я тебя и не увольняла.
- По контракту - имею право...
- Паш, ты так говоришь, как будто я в чем-то виновата.
В этот момент пришла в себя Лиза. Она с удивлением, словно только что родилась, осматривалась в комнате. Сообразив, что она голая, а вокруг разбросаны ее белье и вещи, Лиза что-то вспомнила и оценила это весьма оригинально:
- Э, я не нанималась кухаркой с полной отдачей! Что за фигня?
- Хочется спросить об этом у тебя, Лиза, - Вера уселась со стаканом в кресло, наблюдая, как спешно одевается ее домработница.
- Вы щас скажете, что я у вас всех мужиков отбиваю, но можете резать меня на куски, у меня и в мыслях не было! Фигня какая! Полная фигня! И в этой фигне я ни фига не понимаю!
Павел, между тем, скидывал свои немногочисленные вещи в сумку и подошел к окну, пытаясь хоть как-то упорядочить мысли в голове.
- Я же говорил, вид из окна здесь никудышный, - начал он вслух, но, тем не менее, почувствовал вдруг такой мощный приступ тоски, отчего показалось, что подкашиваются ноги, как бывает только от дикого страха. Тоска пришла с осознанием, что в какие-то считанные минуты он потерял Веру и не имеет никакого морального права за нее бороться. Да, в мире богатых было комфортно, но неуютно. Для пребывания в нем нужна специальная подготовка. Типа, «курс молодого бойца». А потом, соответственно, присяга на верность существующему положению вещей и принятым нормам поведения. Внешним нормам. Он точно знал, что все произошедшее за обедом являлось следствием воздействия чего-то. Но покуда это «что-то» не поддавалось дешифровке. Пока что тоска и боль перевешивали все остальные чувства, в том числе возможность трезво оценить произошедшее. Работая над романом, он уже стал ощущать себя провидцем или хотя бы толковым психологом. Но на такую «узловую подлость» сюжета, по придуманному им определению, он, как автор, был неспособен. Пообедали, что называется, в кругу семьи. Что было бы, если б Вера не опоздала? Но ключевое слово «обед» заставило мысль пульсировать точечной болью в правом виске. Она требовала: надо уходить, надо уходить, надо уходить... И отзывалась эхом в левом: стыдно, стыдно, стыдно...
- Вид из окна никудышный, а уезжать не хочется, - признался себе вслух Павел, но, вместе с тем, взял в правую руку сумку, левой он нащупывал в кармане джинсов ключ. - Ключ Егорыча «выстрелил», как и полагается, в следующем акте пьесы.
Спустившись в гостиную, Павел выложил на стол из портмоне пластиковую карту, которую в Москве дала ему Вера. Заметив это, та обиженно сказала:
- Ты меня еще и обидеть хочешь. Ты честный, бессребреник, а мы тут... Что они тебе, лишние будут?
- Э! Поэт! Ты, значит, решил, что теперь можешь уйти? Вот так, просто? - вспылила Лиза. - Мавр сделал свое дело! А мне что?! На кухне шлангом от стиральной машины удавиться?! - Потом вдруг поменялась в лице: - Тебе не понравилось, милый?!
- Да не, все пучком, Лиза, на высшем уровне, - с холодной иронией ответил Словцов, - сколько я должен... за обед...
- Дурак! Я тут ни при чем!
- Обед... - вдруг задумчиво повторил Словцов, точно переключился с волны на волну. - Лиза, так ты говоришь, вот этот чудный соус тебе дал иностранец... Англичанин?
- Соус?! Какой на хрен соус!? - не унималась Лиза.
- Вот этот, - указал на банку Павел, - которым мы так обильно рыбку сдобрили.
