- Лена, я же просил тебя не приезжать, - совершенно загробным голосом - хриплым и глухим - говорил тот Рузский.
- Но, Володя!.. - голос Елены Андреевны заметно дрожал.
- Я имею право умереть как мужчина. Не хочу, не желаю плакать от боли и безысходности у тебя на коленях.
- Но у нас еще есть шанс! Надежда всегда есть!
- М-да... Каламбур, надежда умирает последней, она умрет секундой позже меня. Логично и поэтично. А вообще, любимая, мне тяжело даже придумывать мысли... Представляешь?! Тягучая постоянная боль вышибает все, даже мысли! Их нужно придумывать, они больше не текут сами по себе, и единственное комфортное состояние - это забытье. Я, Лена, таким образом, похоже, заглядываю в предстоящий мне мир. Предполетная подготовка... Кхы-кхы... - И не смех даже, и не кашель...
- Скажи, чтобы меня пускали к тебе в палату! Завтра приедет профессор Ротбергер. Он специалист высокого класса.
- Специалист... И гонорары... у них... Они еще просто не знают... Вроде всю жизнь работают со смертью, и все никак не дотумкают... И я вот тоже... Сколько еще я могу оплатить операций?.. А?..
- Сколько потребуется, столько и оплатим!
- Лучше часовню построй или в детдоме ремонт сделай. Неужели ты еще ничего не поняла?
- Я просто хочу за тебя бороться!
- Вот и борись. Может, мне и зачтется. А эскулапам, Лена, завязывай платить. Хитрый у них счетчик: чем ближе смерть, тем секунда жизни дороже.
- Скажи, чтобы меня пустили к тебе! В конце концов, завтра вторник! Я имею на это полное право по вторникам и субботам, у меня уже биоритм сложился, если я тебя не увижу, я сама слягу в соседнюю палату. Слышишь, Рузский?!
- Мне будет стыдно... За себя... Пррр-отив-но! Виталика только отправь домой... Знаешь, я бы сейчас уехал куда-нибудь на берег Волги, а то и на Байкал. Никогда не был на Байкале...
- Вот поправишься - и поедем.
- Прекрати, твой доморощенный киношный оптимизм вызывает у меня раздражение... Всё. Мне пришли ставить укол. Надо, кстати, отказаться, сдохнуть наркоманом - противно. Как по-немецки: «Мой дедушка не дошел до Берлина...»
- Скажи, чтобы меня пропустили!.. Я - твоя жена!
- Слава Богу, мне хоть с этим повезло... Я скажу, только не уговаривай меня умирать с придурковатой улыбкой большого жизнелюба. Обещаешь?
- Не буду...
На этих словах связь прервалась.
Потрясенный Рузский смотрел на замолчавший телефон так, словно это было жерло пушки, направленное в его голову. Кошкин поежился.
- Это что, выходит, через три года я умру? - наконец прорвало Владимира Юрьевича.
- Ну не умер же еще, - неуверенно возразил Сергей Павлович.
- Может, позвонить в клинику, спросить, сколько мне осталось? - криво ухмыльнулся Рузский.
- Не надо. Лучше вернуться обратно и пройти обследование.
- Но у меня ничего не болит!
- А это хуже всего.
- Глупо как-то, бессмысленно. У меня же все есть! Деньги, положение, планы на будущее! Знаешь, Сергей Павлович, я тебе всегда завидовал, - неожиданно признался Рузский.
