- Ты - мне?.. - брови Кошкина изогнулись удивленной дугой.
- Да-да! М-да... У тебя есть сын от Лены. А у меня вот не получается. И похоже, уже не получится. Все впустую... Кому нужны теперь мои миллионы? Нет, я, конечно, все оставлю Лене и Виталику, но... Ты же понимаешь?
- Понимаю, - по инерции согласился Кошкин.
- В голове не укладывается... Не жизнь, а пшик какой-то получается. И ведь не от пули!
- Да, может, не все потеряно. Бороться надо. Во всяком случае, попробовать.
- Не смеши меня, Сергей Павлович.
Некоторое время они помолчали. Потом Рузский вдруг взял Кошкина за руку.
- Думаешь, Сергей Павлович, я такой дурак, что полагал главным смыслом своего существования накопление материальных благ и создание комфорта для собственной персоны?
- Думаю, Владимир Юрьевич, ты не дурак, - уклончиво ответил Кошкин.
- Деньги нужны, чтобы быть независимым. Я с детства шел к этому.
- Независимость при деньгах порождает зависимость от денег, - философски заключил Сергей Павлович.
- Угу, - горько усмехнулся Рузский, отпуская руку инженера. - Тебе проще, государство похоронит тебя как бескорыстного патриота. Унылые граждане периода развития рыночных реформ даже пару дней посудачат: какой хороший человек отбыл в мир иной и как он служил отечеству. А мне братва отгрохает памятник в стиле эпохи сталинского ампира. А уже через неделю и про тебя, и про меня забудут, поглощенные кутерьмой и суетой о хлебе насущном.
- Владимир Юрьевич, ты сейчас, главное, ничего не предпринимай на горячую голову, - попросил Кошкин.
Рузский кивнул, и они снова замолчали.
- С другой стороны, - спустя какое-то время заговорил Владимир Юрьевич, - у меня есть теперь целых три года. У Христа было столько, когда Он начал проповедь... Не для сравнения говорю, просто теперь у моего времени другая цена. Ведь каждый Божий день думал - пора остановиться, оглядеться, спрыгнуть с этого безумного поезда вечных челночников. Ты никогда не думал о том, что жизнь, в сущности, очень грустная штука, и страданий в ней больше, чем чего-либо другого?
- Думал.
- Спасибо тебе, Сергей Павлович.
- За что?!
- За время... Время любви.
* * *
Теплоход медленно, но уверенно поднимался против течения могучей реки. Ра, Итиль, Волга... Издалека, долго... Благодаря каналу можно подняться от Астрахани до Москвы. Астраханского ханства будто и не было никогда. От Волжской Булгарии - только археологические памятники, упоминания в исторических документах и голубоглазые татары в Казани. От Руси да России - все остальное: от тихого, но приметного историческим убийством Углича до Родины-матери на Мамаевом кургане.
Двое молодых людей целыми днями стоят на верхней палубе, любуясь проплывающими за бортом пейзажами. Взявшись за руки, склонив друг к другу головы, они восхищенно смотрят в постоянно открывающиеся сменяющие друг друга бесконечные дали, на тихие поселки, на высокие колокольни, на остатки крепостей и разговаривают. Если невольно или специально подслушать их, то покажется, что невзирая на смену дней они говорят об одном и том же.
- Я никогда не думала, что Россия такая большая, - шепчет Айза, стесняясь своего незнания, - отец рассказывал, что имам Шамиль после пленения путешествовал по России и был поражен ее просторами. И мама тоже рассказывала. Детям в школе. Пока не запретили.
- Я тоже не думал... - шепчет Алейхан, вдыхая аромат ее волос и закрывая от счастья и накатывающей нежности глаза.
- Это хорошо, что мы выбрали теплоход.
