– Господин президент, но у нас в стране как бы… – усмехнулся глава секретариата. – У нас свобода слова… вроде бы. Ну, и во-вторых: разве можно было долго скрывать? Весь Чернигов сейчас звонит кому только может, все блоги в Интернете только и обсуждают…
– Кто-кто? – спросил министр обороны.
– Блоги. Это…
– Не важно, – оборвал президент.
– Нет, важно, – вмешался до сих пор молчавший глава СБУ, – потому что это означает, что о произошедшем уже несколько часов знает весь мир. Мне известно, что в настоящее время все информагентства мира принимают перегоны видео с колоннами военной техники.
– Какие перегоны? – спросил министр обороны.
– Спутниковые. – Глава СБУ посмотрел на министра обороны строго, как учитель на двоечника.
– А что! – включился министр МЧС, единственный из уважаемого собрания, кто был вечным политическим оппонентом президента и не входил в его квоту силовиков. – Свобода слова. Основная демократическая ценность. За нее мы стояли на Майдане.
– Вы не стояли, – мрачно обронил президент. – Ну, вот что. В стране не хватает специализированных подразделений и спецтехники, да и просто солдат срочной службы, чтобы держать плотное кольцо в двадцать пять километров диаметром, о чем министр обороны доложил мне еще два часа назад. В настоящий момент мы открываем границу по Минской и Брянской трассам и принимаем помощь от России и Беларуси. То есть в настоящее время оттуда уже идут колонны людей и машин. Мне не пришлось долго уговаривать. Потому что Черниговская область находится на границах трех государств, если кто не знает.
Президент пристально посмотрел на министра МЧС, в глубине души считая, что его политические оппоненты из рук вон плохо разбираются в истории и географии родной страны.
Министр поднял брови и пожал плечами.
– То есть обратите внимание, Украина собирается вступать в НАТО, у нас последовательная евроинтеграционная политика, а мы принимаем помощь России и Беларуси. Вся оппозиция будет над нами ржать, – вдруг без особого пиетета к заявлению главы государства заметил председатель секретариата, и присутствующие подумали, что правду говорят: глава секретариата по какой-то причине держит президента за пищевод. – К тому же непонятно, как мы будем объяснять это Гейтсу.
– Биллу? – удивился министр обороны.
– Нет, Роберту, идиот, – тихо сказал председатель секретариата.
– Решение правильное, – взял слово секретарь Совбеза. – Да, в ситуации форсмажора оперативное и правильное. Единственно верное. И Гейтс не дурак, поймет. При чем здесь евроинтеграция, если надо спасать три страны? Как минимум. К тому же непонятно, сколько им стоять. Там палатки должны быть, полевые кухни, продукты, медики… Их менять надо время от времени, людей, в смысле. Они же спать должны!
– Мне кажется, вы не понимаете всего масштаба проблемы. – Президент с сожалением обвел глазами присутствующих. – И всего масштаба последствий. Это вам даже не Чернобыль. То есть ситуация не просто сложная. Она страшная.
– Для СМИ, тем не менее, нужна какая-то внятная легенда, – сказал, помолчав немного, глава секретариата. – Потому что уже очень много всяких слухов. Все они где-то близко к правде, но нужна официальная версия.
– Ну, так разработайте официальную версию, – кивнул президент. – Только быстро, быстро!
– Я думаю, нужно говорить о смертельно опасном вирусе неизвестного происхождения. В Чернигове есть институт микробиологии, предположим, у них что-то там взорвалось, лопнуло… протекло…
– Протекло… – хмыкнул министр МЧС. – От вируса люди болеют и умирают. Лихорадка Эбола, например, или птичий грипп хотя бы. Все видят грязных дохлых куриц на экранах и людей в костюмах эпидзащиты. Это как-то убеждает. Значит, нужны санитарные вертолеты, горы трупов…
– Бог с вами! – возмутился министр обороны.
– Ну-ну, вам ли переживать… – Министр МЧС дружески похлопал коллегу по плечу. – То есть нужно спектакль разыгрывать. Призвать все театры под ружье, цирк вот можно позвать…
– Слушайте! – вдруг воскликнул тихий замминистра иностранных дел и неожиданно громко высморкался в бумажную салфетку. – Слушайте, а чем правда хуже лихорадки Эбола?
– Видите ли… – Президент вдруг растерянно развел руками. – Правда… она какая-то… невероятная.
– Ну что ты молчишь, Тима?
Генеральный продюсер крупного национального канала Михаил Иванович Филатов бегал по кабинету и, поскольку из-за обилия шкафов и кресел простора для его спорадического движения было немного, все время что-то задевал. То гору кассет на столе, то кресло, то президента медиахолдинга Тимофея Островского.
– Тима! – рявкнул Михаил Иванович. – Чего ты молчишь?
– Мишенька, я не знаю, что сказать… – потерянно начал Тима.
– Но ты же в хороших отношениях с его женой.
– И что? Разве жена заставит его снять карантин?
– Да не снять, пусть только Янку отпустят!
– Не отпустят. Мишенька, я все понимаю, но одну ее не отпустят.
Михаил Иванович опустился в кресло и закрыл глаза. По столу с нарастающим ревом самолетного двигателя пополз мобильный телефон.
– Что, Света? – заорал он в трубку. – Не знаю, Света! Потому что не знаю! – Брякнул трубку обратно на стол и пояснил: – Светка звонит каждые две минуты. Она в истерике. Я тоже в истерике, Тима!
Островский вздохнул и потянул из коробки сигару.
– Надо попытаться успокоиться и надеяться на лучшее. Я с тобой. Что бы ни случилось.
– Что бы ни случилось? – округлил глаза Михаил Иванович. – Ты понимаешь, что надо что-то делать? Давай позвоним Вахо, у него какие-то связи в Конгрессе США.
– Ты же умный человек, – тихо сказал Островский. – Ну не теряй остатки разума, соберись.
– Это я ее туда отправил! – в отчаянии воскликнул генпродюсер, после того как выдержал паузу примерно в минуту. – Родную дочь!
– Миша, она же сама напросилась. Ну хотел ребенок сделать самостоятельный репортаж… Заодно новую ПТСку протестировали. И теперь наша успешно оттестированная и очень дорогая новая ПТСка стоит в Чернигове… Слушай, а может, в этом что-то есть?
– Тебя что, только железо интересует? – сипло спросил Михаил Иванович, вытащил из коробки сигару и сломал ее пополам.
– Меня интересует… действительно, Мишенька, интересует, не сочти за иронию, почему после визита президента на конференцию все телеканалы свернулись и уехали, а молодая тележурналистка Яна Филатова вместе с оператором, инженером и водителем осталась. Почему, Миша?
– Ну, она уговорила меня, – нехотя признался генпродюсер. – Там же был концерт Тодоровича, ты же знаешь… а Янка его любит… Они интервью с ним в новости мне перегнали вечером, с его синхроном…
Тимофей пожал плечами.
– После киевского концерта выступление в Ченигове я не считаю таким уж информационным поводом. Только что по всем каналам прошли сюжеты с киевского шоу, и никому из журналистов, кроме твоей Яны, в голову не пришло…
– И переночевать я им там разрешил, – кроша в ладони остатки сигары, прошептал несчастный отец. – У них же с Сережей роман… ну, с оператором. Романтичный город, все такое… Только тебе, должно быть, Тима, не понять…
– Не хами. Она на связи?
– На связи.
– И что говорит?
– Говорит – прикольно. Предлагает делать оттуда репортажи.
– Миша! – Тимофей Островский медленно поднялся и навис над столом, так что к кончику его лилового
