– Колдун, царь-батюшка. Ей-богу, колдун, раз в болоте не утоп, – нашептывал Хряк на ухо Берендею, глядя на Саньку, стоящего перед троном. – Не извести нам его. Может, сразу голову отрубить? Верное дело.
– Погоди, не суетись, – прервал советника Берендей. Он был согласен с Хряком, но не мог так просто взять и позвать палача. Раз воевода и, главное, Василиса были опутаны злыми чарами, то неизвестно, что они сделают, увидев Саньку на плахе. – У меня есть другая идея, получше. Отправлю-ка я его к Водяному. У него уже не один молодец сгинул, глядишь, и этот в заколдованном омуте навеки останется.
На другой день ранним утром Саньку растолкали, еще заспанного выпихали за городские ворота, повернули лицом к лесу и слегка подтолкнули: вперед, к Водяному.
Зевая и почесываясь, «посол по секретным надобностям» брел по дороге. Настроение было паршивое, погода тоже. Или наоборот, погода портила настроение.
В самом деле, чего радоваться? Он уже бог знает сколько времени находится на службе у Берендея, а дело ни с места. Какое такое Зло? Откуда и зачем оно взялось? Он до сих пор не знает ответов на эти вопросы. Гоняют, как мартышку по деревьям, с разными заданиями, одно другого чище. Можно подумать, только его и ждали, чтобы всякие глупости на него спихнуть. Понятное дело, никто не говорит, что жизнь должна быть легкой, но не до такой же степени.
Но время шло. Выглянуло солнышко. Дорога оказалась удобной, наезженной, идти было легко, и потихоньку, чем дальше оставался город, тем легче становилось на душе. Понемногу начало подниматься и настроение. Жизнь перестала казаться такой уж беспросветной. Вот замелькали в ветках деревьев солнечные зайчики, зазвенели голоса птиц. Природа иногда пытается нам втолковать, что жизнь – штука замечательная.
Проскочив несколько развилок и сворачивая все время наугад, Санька в конце концов понял, что снова заблудился. В который раз приходилось полагаться на волю случая и просто идти вперед, надеясь на удачу.
Дорога постепенно сужалась, перешла в тропинку, да и та все хирела и хирела и вот уже стала еле заметна. Еще несколько шагов – и она окончательно пропала, уткнувшись в огромный гранитный валун.
На камне, затерянном среди елей и осин, каким-то чудаком была выведена корявая надпись: «Направо пойдешь – побьют. Налево пойдешь – побьют. Прямо пойдешь – обязательно побьют».
– Фи, до чего же однообразно, абсолютно никакой фантазии. И ведь не лень кому-то было ковыряться. Он бы еще приписал: «Здесь был Вася», – пожал плечами Санька. – И потом. Кто полезет в эту глухомань, чтобы по шее получить? Лично мне, по крайней мере сейчас, драться неохота. Сяду-ка я лучше на пенек, да съем пирожок.
– Ты чё, неграмотный? – раздалось из-за камня.
– Что за дела? – тоскливо вздохнул Санька. – Никакого тебе спокойствия. От этих голосов уже голова пухнуть начинает. – И, повернувшись в сторону невидимого собеседника, произнес: – Грамотный, а что?
– А чё сидишь?
– А чё спешить? – передразнил паренек невидимку.
– Не, а ты точно читать умеешь? – забеспокоился голос.
– Да умею, умею.
– Тады прочитай, об чем там речь? – не унимались из-за камня.
– Об чем, об чем. Да ни об чем. Написано, что торопиться не надо. Надо поесть, отдохнуть.
– И почему за последнее время мне одни неучи попадаются? – страдальчески вздохнул невидимка и назидательно добавил: – Тут написано – быть тебе битому.
– Так это ж если я куда пойду. А мне и здесь хорошо.
– Пойду, не пойду. Написано – битому, значит, битому. Всякая надпись силу имеет в том, что произойдет непременно.
– Что написано пером... – ляпнул Санька невпопад затертую поговорку, но до конца договорить не успел. На валун вскочило низенькое, коренастое, с длинными руками существо.
– Ишь ты, шарик какой, – насмешливо фыркнул Санька.
Существо же засунуло два пальца в рот, набрало полную грудь воздуха, от чего раздулось еще больше, и начало свистеть.
– Остановитесь! – суровым тоном автоинспектора произнес паренек. – Прекратите хулиганить, гражданин Соловей-разбойник.
От удивления «шарик» выпустил через нос воздух вместе с пузырями, раскашлялся и расчихался.
– Откуда ты меня знаешь? – спросил он, придя в себя. – Ты кто такой?
– Я Саня. Можно Александр Иванович. Личный посол царя Берендея по секретной части. А про тебя в сказках читал. Личность ты известная, но хулиганистая.
– А чё. Мы ничё. – принялся оправдываться Соловей-разбойник. Он опустил руки, но с камня не слезал, настороженно глядя по сторонам. – А ты не для поединка сюда пришел?
– Ага. Всю жизнь мечтал, – лениво потянулся секретный посол и завалился на траву. – Вот как утром проснусь, так сразу же начинаю искать, с кем бы это посвистеть в четыре пальца.
– Ты уж прости меня ради бога. – Мужичок наконец-то успокоился. – Приятно встретиться с хорошим человеком. А то ведь всяк стремится обидеть, с мечом лезет, голову рубит. Меня, понимаешь ли, в нечисть записали. У нас каждый богатырь так и норовит аккурат между завтраком и обедом подвиг совершить. И нет бы Змея Горыныча или Кащея на поединок вызвать, всё ко мне; иногда даже в очередь становятся. Вот и приходится посвистывать. Это свист, понимаешь ли, такой; его не слышно, а у человека глаза наружу выскакивают.
– Ультразвук.
– Во-во. И я говорю. Звук он у меня. Только этим и спасаюсь. Ты вот первый, кому этих подвигов не надо.
– Почему ты Соловей – мне понятно. А разбойником отчего кличут? Зря же не назовут.
Соловей помялся немного, подергал себя за ухо, шмыгнул пару раз носом и начал свой рассказ:
– Давным-давно, в стародавние времена, я был богатырем. Да, да, самым настоящим богатырем; и не надо улыбаться, я ничего не сочиняю. Конечно, сейчас, глядя на меня, в такое трудно поверить. Но это на самом деле так. Стояли мы на службе у самого Перуна. Народ подобрался неслабый. По именам сам определить сможешь: Горыня, Валигора, Вырвидуб, Запривода. Еще долго перечислять можно. А уж как начну рассказывать, какие они подвиги совершали, это я и к завтрему не закончу. Вот возьмем Святогора...
– Как Святогора? – удивленно приподнялся Санька. – Он ведь это... герой, а не хулиган, как некоторые.
– Я и говорю – богатырь. А ты не перебивай. Я среди них самым младшеньким был, посвистывал. Мог запросто ветер-ураган поднять. Молодой был, глупый и по глупости своей озоровал много. С одного такого случая все и началось.
Жил-был неподалеку купец. Большая скотина, между прочим. Жадный до тошноты. Как увидит у кого чего-нибудь такое, чего у него нет, аж дрожит весь. Ехал он однажды с соседней деревни с ярмарки. Я по лесу мимо шел и не удержался, свистнул. Кобылка у него молодая была, горячая; на дыбки взвилась да как понесет. Купчишка перепугался, бородой вниз завалился; ноги вверху рогатиной раскорячились. Чуть было не убился. Так в деревню и влетели, еле-еле их остановили. Купца чуть живого из телеги вытащили, на ноги перевернули. А он, не успев сено изо рта выплюнуть, давай ругаться и кричать: «Разбойник, грабитель».
Мешок денег у него, видите ли, пропал. Может, он их по дороге выронил, а может, сам и зажучил, с него станет. Однако виноватым я остался.
Ладно, только все успокоилось – новое дело. За рекой деревенька стояла. Там у меня зазноба появилась. Только-только начали встречаться. В один прекрасный вечер иду я со свидания, а навстречу – ейный сосед. Он тоже, как потом выяснилось, на нее глаз положил. Орясина метра под два ростом. Увидел меня – и в ссору. Я, чтобы его утихомирить, свистнул тихонько, он в колобок свернулся и покатился по дорожке. Очень так шустро покатился. Я для пущего веселья еще и присвистнул вдогонку, да малость не рассчитал: рядом дом стоял, так на нем крышу снесло, да в поле рожь спелая полегла. Из избы мужик обалделый вылетел – и за вилы. Пришлось и его колобком следом отправить. Наперегонки с соседом.
