– Камень... На душе камень... Пусть я не буду единственной. Пусть будет Люба. Но только ты со мной останься... Ты часто в Рязани бываешь, я знаю... Заезжай ко мне хоть иногда...
– Я подумаю, – кивнул Тимофей.
Хотя уже прекрасно знал, что отныне будет частым гостем в этом доме. Вернулся он к Ладе. Сквозь годы и расстояния вернулся. И чувства с новой силой вспыхнули... Уж не любовь ли это?
– А ты над своим поведением подумай, – улыбнулся он. – Чтоб никаких больше мужчин...
– Да какие мужчины? – презрительно скривилась Лада. – Прицепился какой-то придурок в кинотеатре...
– В кинотеатре? В кино ходишь?
– Ну да, интересно...
– А бары, дискотеки?
– Ну, иногда. Очень редко.
– Там тоже цепляются?
– Бывает...
– И как?
– Ничего... Что, ревнуешь?
– Может быть.
– Больше никого не будет. Обещаю...
Тимофей вернулся в Заболонь. И спустя время столкнулся с проблемой, о которой и думать уже забыл.
Сначала к нему пожаловал законный вор Конотоп. Не так давно он вышел из мест не столь отдаленных, сейчас снова смотрел за городом. Тимофей поговорил с ним о том, о сем. А через неделю Конотоп созвонился с ним и назначил встречу на нейтральной территории.
Тимофей решил, что случилось нечто из ряда вон выходящее. И не ошибся. Конотоп был не один, вместе с ним на правах чрезвычайно большого человека Тимофея ждал рязанский вор, тот самый, который смотрел за тюрьмой в его арестантскую бытность.
– Что ж ты, брат, слово свое не держишь? – вроде бы добродушно, но с жестким упреком во взгляде спросил высокопоставленный гость.
– Какое слово? – изобразил недоумение Тимофей.
– Ты что, про разговор наш давний забыл?
– Был разговор. Помощь ты мне обещал. Хотел, чтобы я город обратно взял.
– Но ты ж его взял.
– Может быть. Но в другом, скажем так, варианте. Я здесь уже не центровой.
– Центровой не центровой, а все здесь вокруг тебя вертится. Даже мента злобного приручил... Башли за красную «крышу» платил, а сейчас сам себе голова. Или нет?
– Короче.
– А если короче, то в «общак» сполна платить надо.
– Не вопрос, – кивнул Тимофей. – Я про это не забываю.
– Не забываешь. Но платишь так себе, сколько не жалко. Кое-как и сколько-нибудь...
– Ну почему же, – не согласился Тимофей. – В прошлый раз двадцать тысяч долларов было...
– А должно пятьсот двадцать! – отрезал вор. – И каждый месяц!
– Погоди, что-то я не пойму! – помрачнел Тимофей. – Я не вор, криминального бизнеса у меня нет...
– А спирт?
– Спирт с легальных заводов идет...
– Заводы легальные, а сбыт левый.
– Не знаю про такой.
– Зато я знаю... Нехорошо, Орлик. Договор дороже денег, а ты и деньги жмешь, и слово свое не держишь.
– Кто-то мне помощь обещал. А не было никакой помощи. Сам, как мог, барахтался.
– А девка эта! Лада! Она же тебя отмазала!
– Но воры то здесь при чем?
– При том!.. С ней мой человек говорил, объяснил, что не надо тебя топить. Она испугалась, забрала свои слова обратно.
– Не было ничего такого. Я с ней разговаривал, ничего про твоего человека не слышал.
– Значит, ничего не хочет говорить.
Вор в упор и твердокаменно смотрел на Тимофея. Ощущение такое, будто он на все сто процентов уверен в своей правоте. Не только в политике, но и в психологии есть такое понятие, как «железный занавес». Это когда человек нагло тебе врет из-за этого занавеса, и как бы ты ни разоблачал его вранье, он все равно твердо стоит на своем. Такого ничем не пробьешь. И с рязанским вором спорить бесполезно. А воевать с ним бессмысленно. Воры, может, и не самая боеспособная сила в этом мире, но они злопамятны и терпеливы, годами могут ждать своего часа. Ты уже и забудешь о конфликте с ними, а они только-только «торпеду» с ножом к тебе заслали. Или с автоматом. Или с гранатометом...
– Сколько ты хочешь? – спросил Тимофей.
– Двадцать пять процентов, – жестко отрезал вор.
– С чего?
– Со всех твоих наваров.
– Десять. И только с нелегальных оборотов.
– Двадцать пять!
– Десять!
Тимофей тоже мог создавать «железный занавес». И подтверждать его умел не только силой взгляда, но и непробиваемыми аргументами.
– Десять процентов – это двести тысяч «зеленью» в месяц.
Рязанский вор сам прекрасно знал, что не помогал он Тимофею обрести свободу. Сам должен был понимать, что его требования непомерны и неуместны. И если он не дурак, то двести тысяч долларов должен был принять без всяких колебаний. А Тимофей не считал себя дураком, что согласился на такие убытки. Во-первых, что ни говори, а в изоляторе с подачи смотрящего жилось ему неплохо. А во-вторых, от тюрьмы и сумы не зарекайся. Неизвестно, куда заведет его нынешняя дорожка. Нет никаких гарантий, что впереди его снова не ждет арестантская хата со всеми своими злыми, но в чем-то справедливыми законами тюремного быта. И не жить ему тогда, если сейчас воры поставят на нем «черную метку»...
– Двадцать процентов, – снизил планку вор.
Но Тимофей очень твердо стоял на своем. Твердыми были его обязательства ежемесячно отстегивать Конотопу двести тысяч долларов.
Рязанский вор долго хмурился, но в конце концов сдался. И даже пожелал Тимофею на прощанье всех благ. Не смог он поймать журавля, но уезжал с жирной синицей в руках. Тимофей был уверен, что конфликт был задушен в зародыше. А на следующий день у него состоялся разговор с Головатым. Полковник держался с ним подчеркнуто вежливо, но в глазах запрыгали злорадные чертики, когда разговор зашел о вчерашней встрече с ворами.
– Хотелось бы узнать, откуда они узнали про нелегальный спирт? – спросил Тимофей, через глаза пытаясь заглянуть к нему в душу.
– Ну как узнали, – усмехнулся Головатый. – Они же воры, им ли не знать, что творится в подлунном мире...
Тимофей кивнул, якобы соглашаясь с ним. Но к себе в офис он возвращался с уверенностью, что это менты слили ворам информацию о системе нелегального сбыта. Знал Головатый про нее, сам копать под Тимофея не решился, но подстроил ему пакость со стороны воров. Наверняка на карман он ничего с этого не поимел, зато в моральном плане получил удовольствие...
А через месяц после этого разговора в семье Тимофея произошло несчастье. Погиб Елизар, его давний враг и нынешний тесть.
Как и прежде, Елизар жил на даче вместе со своей сожительницей. Глубже, чем нужно, он не
