– Это уже дело... Я смотрю, ты хорошо подготовился.
– Как же без этого? Знал, куда ехал...
– И от кого ехал, тоже знал, – совсем невесело улыбнулся Трофим. – Я тебе, брат, честно скажу, не отдал бы я тебе свое место, если б не люди, которые тебе оказали доверие. Лучше бы еще срок на себя взял, чтобы здесь остаться. Но раз уж такое дело, то придется подвинуться. У меня месяц в запасе есть, может, успею тебя до кондиции довести. Как ты думаешь, успею?
– О тебе, Трофим, много хорошего говорят, – облегченно вздохнул Маслак. – Ты вор очень уважаемый, если ты мне здешнюю тему растолкуешь, то я должником твоим стану...
– Ты слово сказал, – пристально посмотрел на него Трофим.
– А я от слов своих не отказываюсь.
– Ну что я могу тебе сказать. Добро пожаловать!..
Сидевший в сторонке боец-гладиатор понял Трофима с полуслова. Достал из холодильника колбасную и сырную нарезку, водрузил на стол бутылку армянского коньяка...
После второй рюмки Трофим вспомнил про Шмакова.
– Ты говоришь, с тобой по этапу два бойца пришли, – издалека начал он.
– Так и есть.
– Я так понимаю, ты на этапе мазу держал?
– Само собой.
– А что про Викента скажешь?
– Про какого Викента? – удивленно свел брови Маслак.
– Шмаков его фамилия. Старый, наверное, совсем стал. Седьмой десяток, наверное, разменял...
– А, был такой. Как зовут, не знаю. Он в стороне держался...
– В стороне? На нижние нары в «столыпине» не просился?
– Нет, на верхотуру полез. Но там душно, как в бане, я сказал, чтобы его вниз сдернули, слабый он, два инфаркта, говорят, было...
– Совсем плохой, – Трофим сунул в рот сигарету, закурил. – И со здоровьем кранты, и по жизни, говорят, нелады...
Не на Луне он жил, а на грешной земле, которая слухами полнится. Знал Трофим, что у Шмакова в Москве большие проблемы. С ментами еще в девяносто пятом рамс вышел, РУОП на него конкретно наехал – за то, что деньги воровские через свой банк отмывал. Почти год под следствием провел, вышел, снова за бизнес взялся – почти что из руин его поднял. От воров отошел, под красную ментовскую «крышу» встал. А в девяносто восьмом дефолт в его банк вошел, аж по самое не хочу. Еле выкарабкался мужик... Банк не утонул, но большим кораблем в большом плавании быть перестал. А тут снова удар. Что конкретно случилось – Трофим не знал. Не мог же он постоянно держать Викента в поле своего зрения. Ему достаточно было знать, что Кристина по-прежнему живет с ним... Если воры не поддержали его на этапе, значит, с ними у него полный раздрай...
– А ты его знаешь? – спросил Маслак.
– Знаю... У него это третья ходка. И под следствием пять раз был, такая вот петруха-непруха...
– Почему непруха?
– Потому что это для нас зона – мать родная, а для Викента – виселица. Хотя в прежние времена большие люди за него мазу держали. А сейчас, видать, некому за него подписаться, если даже ты ничего про него не знаешь...
Через два дня после этого разговора Трофим узнал, что Викентий попал на больничку. Снова что-то с сердцем. Заслал гонца к лепиле, тот принес в клюве, что мужику совсем плохо...
Викентий испуганно вытаращил на него глаза и вяло дернул руку, пытаясь поднести ее к больному сердцу.
– Да ты меня не боись, Викентий Вячеславович, – усмехнулся Трофим, присаживаясь на стул, который подал ему старший в палате зэк.
Трофим кивнул ему в знак благодарности и движением головы показал на выход. Все больные, из тех, кто мог ходить, поднялись и освободили палату. Трофим для них был живым богом, спустившимся с античного Олимпа, и они очень боялись его разгневать.
– Ты чего так испугался? Я же не Кондратий, нет, Трофим я. Может, не узнал, а?
– Узнал... Да мне уже все равно.
– Что тебе все равно?
– Помру я. Не сегодня, так завтра помру.
– Умрешь – похоронят. У всех на роду написано, что живым из жизни не уйдешь. Рано или поздно все там будем.
– Спасибо, утешил.
– Да я не утешать тебя пришел... Как там Кристина поживает?
– Кристина?! – болезненно поморщился Викентий. – Зачем она тебе?
– А то ты не знаешь...
– Она уже не молодая.
– Да и я вроде бы давно не мальчик, – усмехнулся Трофим.
Сорок лет ему, Кристине примерно столько же. Но кто сказал, что в этом возрасте жизнь заканчивается? Все только начинается.
– Ты так и не сказал, как там она поживает?
– Поживает... Привет тебе не передавала...
– А ты не злись, болезный. Я тебе ничего плохого в этой жизни не сделал. А то, что за Кристиной всю жизнь бегаю, так сердцу же не прикажешь...
– Не прикажешь, – хлюпнул носом Викентий.
– Двадцать лет ее знаю, а ни разу... Не был с ней ни разу...
– Врешь ведь.
– Вру?! Зачем бы я стал тебе врать, старый пень? Мне все равно, переживаешь ты или нет... Я, может, сам с собой сейчас разговаривал. Сам себе удивляюсь, что с Кристиной ни разу...
– Ты давно уже здесь?
– Здесь уже четвертый год. А вообще, девять лет заканчивается. Это по третьей ходке...
– А зачалили за что?
– Тебе не все равно? – Трофим пристально посмотрел на Викентия.
– Да, в общем-то, все равно...
– Да нет, не все равно. Что-то ты мне сказать хочешь, да не решаешься... Раз уж сказал «а», то и «б» говори...
Викентий думал немного. Убито посмотрел на Трофима, обреченно махнул рукой.
– А-а, все равно помирать. Хоть грех с души сниму... Это я с Жихой договорился, он тебе сесть помог, с Мигунком поговорил, а тот все устроил...
Трофим удивился себе – должен был разозлиться на Викентия, но ни один нерв не ощетинился в нем.
– И зачем ты это сделал?
– Чтобы ты с Кристиной не путался.
– Подляну ты мне сделал, Викент. Знаешь, что я должен с тобой сделать?
– Мне уже все равно.
– Понимаю, что все равно. Потому не стану я с тебя спрашивать...
– Я умираю. Кристина одна остается...
– И что?
– Ты когда освободишься?
– Скоро, очень скоро.
– Я тебе адрес дам, можешь к ней заехать.
– Зачем?
