– Завалена вся галерея аварийного входа.
– Ну вот!
– И взрыв был.
– А я о чем?
– Завал разберут. И если в галерее окажутся люди…
– Чтобы попасть в галерею, совсем не обязательно разбирать завал. Можно выйти через аварийный выход третьего блока…
– Вы хорошо разбираетесь в ходах и выходах, – не без сарказма усмехнулся Мурзин.
– Я изучал схему.
– Зачем?
– Разумеется, чтобы замуровать в галерее людей…
– Дело в том, что в галерее третьего блока тоже обвал. Там тоже был взрыв…
– Хотел бы я знать, откуда у них столько взрывчатки… – вслух подумал я.
– У кого, у них?
– У подземных людей.
– Вы же неглупый человек. В недавнем прошлом майор милиции, старший уполномоченный уголовного розыска…
– А вы – следователь прокуратуры, подполковник. Неужели вы думаете, что я смог бы убить шестерых и замуровать пятнадцать человек?..
– Почему пятнадцать? Может, меньше. Может, из этих пятнадцати несколько человек стали вашими сообщниками?
– И где они сейчас?
– Вам лучше знать.
– А если у меня были сообщники со стороны?
– Кто?
– Пьяные шахтеры. Они прорыли ход в бункер, помогли мне уничтожить группу туристов, а потом благополучно скрылись…
– Почему пьяные?
– А песню помните? Раз пошли на дело, выпить захотелось… А за пахана у нас была Мурка, у нее еще «наган» из-под полы торчал… «Наган», кстати, незаконный. Так и запишите…
Записывать следователь ничего не стал, но долго с упреком смотрел на меня, качая головой.
– Вы, Молочков, сами пьяны.
– Так у нас в банде все такие…
– А кто именно?
– Да все, говорю. Первый номер, второй, третий… Мы все пронумерованы. Так удобней, и конспирация опять же…
– Как эти люди проникли в бункер? – вполне серьезно спросил Мурзин.
– Пьяные?
– Может, и пьяные. Это сейчас не так важно…
– А если опьянение наркотическое?
– Ну, может быть и так…
– А если еще и без сознания?
– Без сознания человек ничего не может делать…
– А эти, представьте, могут. Только делают, ничего не соображая. И кто-то ими управляет… Был подземный ход. И я там был… Ход взорвали, и я через каменоломню выбрался… Как я, по-вашему, в каменоломне оказался?
– Вам видней.
– Надо разобрать завал, обследовать проход. Искать людей нужно…
– Ищем. Список у нас есть, работаем по адресам.
– И ничего, – продолжил я за следователя.
– Почему вы так уверены? – с торжеством победителя спросил он. – Знаете, что они не могут быть дома?
– Они где-то под землей. Где-то глубоко-глубоко… А списка у вас нет. Кто его составлял? У нас не было путевок, были только билеты. Купил билет, и в бункер. По воздушной тревоге паспорта не спрашивают… Болгаров список составлял, для графика дежурств. Фамилия, имя, отчество. Но без адресов, это я точно знаю. У нас тогда у всех один адрес был… И сейчас у тех, кто выжил, один адрес. Только нам туда не добраться…
– Кому они там под землей нужны? – вздохнул Мурзин, набираясь терпения, чтобы слушать мои нелепые объяснения.
– Я знаю только то, что видел. А свои догадки, позвольте, я оставлю себе… Могу показать ход, по которому они ушли. Да вы и сами можете его найти. Туда ведет кровь несчастных…
Я щелкнул пальцем в снимок, на котором видны были бурые разводы и просто пятна на полу перед аварийным выходом.
– Все это слова.
– А на мне крови нет. На мне только моя кровь… Хотя, может, что-то плеснулось мне за шиворот, когда я ударил киркой землекопа… Кстати, кирку я потерял, так же как и пистолет… На ваших фотографиях я вижу трупы, кровь, но не вижу кирок. Там была хоть одна кирка?
– Нет.
– Значит, они все с собой забрали. Кроме убитых ими людей…
– Еще они оставили ваш пистолет…
– А зачем он им? Пистолетом ход в земле не пробуришь. А кирки им нужны. Они дальше подземные ходы рыть будут…
– Зачем?
– Может, до станции метро дороются, может, там кого-то убьют. Если это случится, вам новое звание присвоят.
– Не случится.
– Кто знает, кто знает… Эти ребята роют быстро. От работы, как говорится, кони дохнут, но ведь коней и сменить можно. Пятнадцать человек в запасе. Наркотой накачают – и вперед…
– Это все ваши фантазии.
– У вас есть шесть трупов, но их крови на мне, уверяю вас, нет. И пистолет мой к делу не подошьешь. Так что фантазируете вы, пытаясь меня в чем-то обвинить. Я сам пострадавший. У меня на спине след от удара киркой, голову мне пробило камнем. У меня содраны ногти на руках, потому что я рыл ими землю… – Я растопырил пальцы, чтобы Мурзин видел бинты на некоторых из них. – Можете фантазировать дальше. Но только меня не трогайте…
– Мы обследуем вашу одежду, – угрюмо, исподлобья глянул на меня подполковник.
– Флаг вам в руки и ветер навстречу… Я устал, у меня кружится голова…
– Я понимаю. И все-таки вы должны рассказать мне, как все было на самом деле.
В ответ я закрыл глаза и повернулся на бок, спиной к нему. Да, я понимал, что в здравом уме поверить в мою историю трудно, и все равно было обидно.
Напрасно Мурзин взывал ко мне, я ни слова ему не сказал. Но он не уходил. Полчаса корпел над протоколом – вносил в него мои показания. Я молча все прочел, под роспись подтвердил, что с моих слов записано все верно, и так же безмолвно показал ему на дверь.
Темная жирная туча тяжело, с одышкой поднималась из-за горизонта, наползая на солнце. Вдалеке к земле от нее тянулся дождевой след, чем-то похожий на ножку смерча. Может, потому и напрашивалось сравнение с гигантским ядерным грибом. А может, об атомном взрыве я подумал потому, что мое сознание до сих пор находилось под впечатлением пережитого.
Но нет, это обычная туча. И не радиоактивными осадками она выпадет на землю, а живым проливным дождем. И не ударная волна накатывает на меня, а порывистый предгрозовой ветер. Сейчас все вокруг потемнеет, сверкнет молния, громким недовольным бурчанием покатится гром. Но мне совсем не