страшно.
И Оксана не торопится уходить. Мы сидели с ней на скамейке в больничном парке, смотрели, как наша Катюшка носится по газону за мопсом Чучей. Весело дочке. И Оксана ликует в душе, но это радость утопающего, по щучьему велению вдруг вынесенного на берег. Тут и восторг, и страх одновременно.
– Даже не представляю, что со мной сейчас было бы, если бы мы с Костей туда сунулись.
От переизбытка чувств Оксана взяла меня под руку.
– Я, если честно, тоже…
– Это не люди… – сказала она, адресуя свое негодование безумным землекопам. – Они же могли нас убить. И тебя….
О происшествии в подземном бункере показывали по телевизору, но Оксана ничего об этом не знала. И то, что со мной случилось, стало для нее новостью. Мой рассказ напугал ее: ведь она с Костей могла оказаться на моем месте, если бы не отказалась от билетов.
– Еще не отлили такую кирку, которая могла бы меня убить, – пошутил я.
– Ты сильный, ты выкрутился. А я слабая, меня бы эти уроды сожрали… Брр!.. Напиться бы и забыться.
– Так в чем же дело? – Я легонько хлопнул по пакету, где в традиционных для больницы апельсинах лежала бутылка виски.
Хорошо, что Оксана знала, в чем я больше всего нуждаюсь, но еще лучше, что она не забыла об этом. Фляжку мне уже вернули; заполню ее сегодня, буду цедить понемногу, бывшую свою жену добрым словом поминать…
– Я за рулем… Кажется, дождь начинается.
Она поднялась со скамейки, обеспокоенно шагнула к Катюшке, а ветер попытался задрать подол ее платья. Оксана вовремя придержала его руками и глянула на меня с тусклой извинительной улыбкой, как будто она была виновата передо мной в том, что чуть не обнажилась перед посторонними. Как будто я был ее мужем… Как жаль, что это не так.
Я сам подхватил Катюшку на руки, в горизонтальном положении вознес ее над землей и с ревом самолетного двигателя понес к машине. Дочка также изобразила звук пикирующего бомбардировщика и с разведенными в сторону руками отправилась в полет.
– Тебе же нельзя напрягаться! – засмеялась Оксана.
– Чепуха. Я уже почти здоров.
– Почти не считается…
Ее новенький жемчужно-белый «Лексус» находился на территории больницы, и мне совсем не обязательно было выходить за ворота, чтобы усадить дочку в специальное кресло на заднем сиденье. Только я пристегнул ее, как хлынул дождь. Чуча вовремя заскочил в салон, а то бы намок, бедняга.
– Давай в машину! – будто обрадовалась Оксана.
Похоже, она не хотела от меня уезжать, а я точно не желал расставаться с ней, поэтому занял пассажирское место справа от водителя…
Вот так и в жизни, она была водителем, а я пассажиром. Нашу семейную машину занесло на повороте, и я вылетел за борт. А были бы мы с Оксаной двумя половинками единого целого, так и жили бы сейчас вместе, и никакие беды не смогли размыть наш островок… Но сейчас она счастлива с другим, а я так и остался пассажиром, которого приятно подвезти, но не более того.
Дождь с грохотом барабанил по крыше, заливал ветровое стекло так, что «дворники» не успевали разгонять воду.
– Страшно мне, – поежилась Оксана.
– Чего?
Я невольно протянул к ней руку, чтобы обнять ее, а она, казалось, этого только и ждала. Прильнула ко мне, положив голову на одно плечо, а рукой касаясь другого. И я обнимал ее за талию, жалея о том, что за спиной сидит и смотрит на нас дочка. Не будь здесь Катюшки, мы бы, наверное, смогли бы согрешить с ее мамой. Как в старые добрые времена.
И Оксана вспомнила про Катюшку, поэтому не задержалась в моих объятиях.
– Что, уже не страшно? – с ласковой улыбкой спросил я.
– Страшно… В прошлом году дождь сильный был, так в Крылатском дорога под землю провалилась…
– Ну, скажем, не вся дорога.
– Но ведь было!
– И что?
– А если сейчас под нами земля провалится?
– Мама, я не хочу, чтобы земля проваливалась! – замотала головой Катюшка.
– Не бойся, дочка, папа вас наверх вынесет, – весело подмигнул ей я.
– Папа у нас очень сильный, – улыбнулась Оксана.
Но я с ней не согласился.
– Не сильный… Когда нам сказали, что к Москве летит американский сюрприз, я хотел бежать за вами. Но не побежал.
– Почему? – пистолетом направив на меня указательный и средний пальцы правой руки, весело, но все же с легкой досадой спросила она.
– Потому что я не всесильный. Да и дверь уже заблокировали… Ну, я думал, что заблокировали…
– Главное, что ты подумал о нас.
– Кто не бегал в противогазе, тот не знает цену воздуха. Кто не был на войне, тот не знает цену жизни. А я побывал на такой войне, в которой сгорает все… Пусть эта война была вымышленная, но я многое понял по-настоящему.
– И что ты понял? – Оксана поднесла к глазам разведенные уголком два самых длинных пальца правой руки, посмотрела на меня сквозь них.
– Что люблю вас очень-очень. И тебя, и Катюшку… Знаешь, если бы вернуть все назад, я бы не позволил тебе уйти.
– Я ушла, потому что ты меня не держал… Но не будем об этом. Пожалуйста! – Она приложила к моим губам указательный палец.
Я кивнул, обещая свернуть с этой скользкой для нее темы. Еще оставались в ней чувства ко мне, но все-таки с Костей она была по-настоящему счастлива. И любила его по-своему, и к материальным благам не испытывала никакого отвращения – скорее, наоборот… Что ж, пусть все будет, как есть.
– Кстати, меня скоро выписывают. Могу побыть с Катюшкой.
– Не надо… Уже не надо, – без всякого упрека посмотрела на меня Оксана. – Мы втроем летим на острова… Костя думал, что ты сачканул, поэтому взял билет и на Катю.
– Ему бы в такой сачок попасть…
– Хорошо, что я отказалась от такого счастья… Как чувствовала, что эта экскурсия добром не закончится.
– Тогда меня почему не отговорила? – шутливо нахмурил я брови.
– Должна же я была на ком-то проверить свое предчувствие, – в том же духе отозвалась она. – А если серьезно, я очень рада, что ты выжил.
– А Костя рад?
– Он ничего еще не знает.
– А когда узнает, обрадуется?
– Ты знаешь, он у меня совершенно не кровожадный. Хотя и любит отбивную с кровью…
– И тебя тоже, кстати говоря, любит.
– Надеюсь.
– Тебя любит, а меня терпит.
– Сердцу не прикажешь, – прыснула в кулак Оксана.
– Не смешно.
– Еще как смешно! Ведешь себя как мальчишка. Как будто Костя нарочно тебя на эту экскурсию отправил.
