– А как тебя в чувство привести, когда ты гнилой со всех сторон? Может, уже и не жилец… Я не знаю, сколько тебе наркоты давали, но думаю, много. Калистрат сказал, что ты долго не протянешь. Обычно с этим делом больше года живут, работы много делают, а тебя он убить хотел. Я слышал, он сказал, что тебя не надо жалеть. Даже не знаю, как ты выжил… Знаешь, я думаю тебе отдохнуть надо.
Валера снова одел меня, затем помог подняться и по коридору привел в помещение, где стояла кушетка, которая так мне понравилась. Сейчас здесь горел свет и было так уютно, что меня действительно потянуло в сон. Только вряд ли я смогу заснуть. Слишком сильно хотелось есть, чтобы заснуть.
– Я тут порядок навел, дизель починил, соляры две бочки, но лучше экономить. На складе вещи кое- какие, противогазы, дозиметры, книги, плакаты. А жратвы нет… Ничего, зато спирта сухого полно, я из него огонь делаю. Как насчет ужина из жареной крысы?
Я кивнул. Так хотелось есть, что даже сырая, с кровью крыса не казалась отвратительной; а тут жареная…
– Только ее сначала поймать надо. Я тут силки придумал, несколько штук уже поймал. Сейчас посмотрю, что там в них. А ты здесь побудь. Тебе поспать надо…
Валера подошел к стеклянному шкафу, достал оттуда какую-то ампулу, из стальной прямоугольной кастрюльки достал шприц, деловито заправил его. Смочил ватку спиртом.
– У нас тут полная стерильность, все как положено. Новокаин, правда, просроченный, и его совсем немного, но, как говорится, лучше что-то, чем ничего… Или не будем колоть? Все-таки просроченный… Но и промедол просроченный, а помог. И новокаин, может, боль снимет. И усыпит. Наверное. Ну так что, делать?
Я согласно кивнул. Мне очень хотелось избавиться от боли, и ради этого я был готов на все. А если просроченное лекарство загонит меня под гробовую доску, что ж, это не так уж и страшно.
Валера уложил меня на кушетку животом вниз, стащил штаны, сделал укол, одел, укрыл. Из комнаты он вышел, погасив за собой свет. А скоро погасло и мое сознание…
Мясо жареной крысы напоминало мне… мясо жареной крысы. Я знал, что в мире существует великое множество всевозможных блюд, но не помнил их вкус. Поэтому не знал, с чем сравнить мясо крысы. Да и зачем это нужно – что-то с чем-то сравнивать.
Я сидел на кушетке со связанными руками, а Валера скармливал мне кусочки жареного мяса, от аромата которого приятно кружилась голова.
– У французов лягушки деликатес, у китайцев – змея, у корейцев – собака…
Я кивнул, соглашаясь с ним.
– Ты это знаешь?
– Знаю.
– Откуда?
– Не помню.
– А меня помнишь?
– Нет.
– А Нину?
– Нет.
– И не помнишь, как мы пытались ее спасти?
– Нет.
– И сестру мою не знаешь?
– Нет.
– Нет, нет, нет… Что ты заладил, как автомат?
– Я ничего не помню…
– Плохо, Платон… Кстати, как тебя по-отчеству?
– Не знаю.
– Но ты же Платон?
– Ну, может быть…
Мне было все равно, кто я такой. Мне бы сейчас таблетку или хотя бы укол промедола, и больше ничего не нужно… Хреново без таблетки. Тоска без нее смертная. Лечь бы сейчас и умереть. Все равно жизнь никчемная. Валера говорит, что я сгнил – как снаружи, так и изнутри. Значит, мне совсем немного осталось.
– Промедол хочешь? – спросил парень, внимательно глядя мне в глаза.
– Хочу.
– А если нет ничего?
– Плохо.
– Что, плохо, и все?.. Или головой будешь об стенку биться?
– Не знаю… Зачем?
Действительно, зачем беситься, если этим ничего не изменишь. Лучше просто лечь и умереть… Это же хорошо, мне совсем недолго осталось.
– Что, и не ломает изнутри?
– Болит изнутри. Очень болит… Новокаин есть?
– Да, есть ампула…
– Сделаешь?
– Да, наверное… Только это ненадолго. Тебе в больницу надо.
– Мы в больнице.
– Нет, в настоящую больницу… Ты знаешь, что такое больница?
– Людей там лечат, – пожал я плечами.
– А сам ты там когда-нибудь был?
– Не знаю. Все равно…
– Все равно ему… Я головой своей рискую, чтобы тебя спасти, а ему все равно…
– Я же не просил.
– Тормоз ты, поэтому и не просил… Когда же ты растормозишься? – нервно спросил Валера.
– Зачем?
– М-да… Ладно, будем тебе память восстанавливать…
Из своей сумки он достал плеер, надел мне на голову наушники и нажал на «Пуск». Пронзительный пульсирующий визг врезался в мое сознание, и я инстинктивно попытался снять наушники, но Валера крепко держал мою голову, не позволяя склонить ее к плечу.
Я ревел, как простреленный насквозь медведь, брыкался, но парень снял наушники лишь после того, как ужасный звук перестал насиловать мой слух.
– Ну, вот и все, – сказал он, возвращая плеер обратно в сумку.
Его глаза с надеждой смотрели на меня. Похоже, он всерьез верил, что ко мне вернется память. Но я совершенно не чувствовал прозрения.
– Как тебя зовут?
– Платон.
– Уфф!.. Наконец-то!.. Как зовут меня?
– Валера.
– Отлично! – радостно просиял он. – Ты знаешь мою сестру?
– Нет.
– А Нину?
– Нет.
– Твою мать!
– На надо трогать мою мать! – грозно нахмурил я брови.
– Извини… А ты знаешь, как зовут твою мать? – встрепенулся парень.
– Нет.
– Что, вообще ничего не помнишь?
– Тебя помню. Как мы сюда шли…
– Да, попал ты, брат… Чтобы там ни говорили, память стереть невозможно. В компьютере можно, а в
