невероятное и в правильном направлении.
И вот рука уже заломлена за спину, противник сзади, щекой плотно прижимаясь к его щеке. Не ударить его затылком по лицу, да и боковой частью головы не стукнуть в ухо или висок. А малейшая попытка вырваться из захвата причиняет неимоверную боль. И так Шурину больно, что хочется заорать благим матом. Но ведь он мужчина, а не какая-то сопливая баба, он должен держать себя в руках.
А человек, который спускался по ступенькам, уже повернул назад и сейчас подходил к нему. Капитан Ревякин. Шурин знал его. Он мог бы ударить его правой ногой, но та жестко заблокирована, а если пустить в ход левую, то можно провалиться вниз, а это вызовет новый приступ боли в заломленной руке. Кто ж его так захомутал? Неужели Городовой? Ну да, он же самбист…
– Спасибо, Федор Васильевич! – Ревякин смотрел на него с презрительной усмешкой, но в голосе звучала благодарность. – Вы нам очень помогли.
Не останавливаясь, он прошел в квартиру и закрыл за собой дверь. А его напарник потянул Шурина вниз по лестнице. И делал он это так грамотно, что все противодействие сводилось к нулю. Протащил его с третьего на первый этаж, вышел с ним во двор дома и только там оттолкнул от себя. Шурин осадил себя, восстановил равновесие, развернулся к противнику.
Да, это действительно был Городовой. Шурин знал его в лицо, потому что сам разрабатывал под него подставу, знакомил с ним Зойку… Молодой парень, лет двадцать пять, может, чуть больше. Высокий, плотный, хотя громилой его не назовешь. Но сила в нем чувствуется – прет изнутри, через тяжелый непоколебимый взгляд уверенного в себе человека. А его физическую силу Шурин уже познал на себе. Вне всякого сомнения, техникой боевого самбо этот парень владел превосходно. Но ведь у Шурина второй дан, и он имеет все шансы отмахать этого нахала…
Холодно на улице, дождик моросит, а черная болоньевая куртка у опера расстегнута. А это значит, что пистолет у него под мышкой и он может достать его в любой момент. Слышал Шурин, как этот мент стреляет. Водителю Рычага пулей пистолет из руки выбил, Кривцу точно в ухо зарядил, чтобы напугать… Молодой опер, да ранний. И что-то не хочется с ним связываться. Во всяком случае, один на один.
– Слышишь, лейтенант! Тебе не кажется, что ты много на себя берешь? – пытаясь стряхнуть с души неловкость, но все-таки растерянно спросил Шурин.
– Если бы я много на себя брал, ты, Шурин, сейчас в наручниках был бы, – с непроницаемым спокойствием парировал Городовой. – А так можешь гулять. Пока есть возможность.
До Шурина вдруг дошло, что Ревякин зашел к Кате неспроста. Ведь она убивала Зонтика. Что, если менты подозревают ее в этом?
– Что вам от Кати нужно? – с холодком в душе спросил он.
– Показания нам нужны. Против тебя. Как ты фирму «Мрамор» данью обложил. Мы с ее начальником уже говорили, теперь с ней поговорим. Гуляй пока, Шурин. И суши сухари. Ты у нас, гад, за вымогательство сядешь.
– Ну, это мы еще посмотрим!
– Знаю, бодаться с тобой не просто, скользкий ты. Но мы тебя дожмем. И не только через «Мрамор». Есть и другие кооперативы, у которых ты вымогал деньги. Полный список озвучивать не буду.
– Так нет никакого списка. И ни у кого я ничего не вымогал.
– Ну да, конечно. Не вымогал, не убивал. И на меня не покушался…
– Кто ты такой, чтобы на тебя покушаться? – презрительно усмехнулся Шурин и как бы невзначай сделал шаг вперед.
Уж очень хотелось проучить этого наглеца. Но Городовой сунул руку под куртку.
– Стой, где стоишь!
День на дворе, люди ходят, и в голове не укладывалось, что в такой обстановке лейтенант милиции способен выстрелить в безоружного человека. Но Шурин поверил ему. Потому что, судя по его взгляду, не безоружного человека перед собой мент видел, а лютого врага.
– Я для тебя никто. – Городовой вывел руку из-под полы куртки. – Я твоя разменная монета. Только не смог ты меня разменять. А я смогу… Мне плевать, что ты убил Раычага, Тараса, Зяму, Зонтика. Это ворье, я к ним симпатий не питаю. Но ты тронул меня. За это ты и ответишь. По всей строгости закона. Ты у меня за бандитизм сядешь. Или ляжешь – под вышку.
– Нет у меня никакой банды, лейтенант. И ни на кого я не нападал.
Шурин не чтил Уголовный кодекс, но разбирался в нем неплохо. А семьдесят седьмую статью знал хорошо. Организация вооруженных банд с целью нападения на государственные, общественные учреждения или предприятия либо на отдельных лиц… Вооруженную банду он, может, и организовал, но как это доказать? К тому же на отдельных лиц он не нападал. Люди добровольно делятся с ними своими прибылями. А если его попытаются привлечь за вымогательство, так там всего до трех лет лишения свободы. Суд можно купить и отделаться условным сроком. К тому же начальник РОВД уже прикормлен, и прокурор Советского района попался на тот же крючок. Так что не страшно.
– И мой тебе совет, лейтенант: не связывайся со мной. Я ведь и в прокуратуру обратиться могу. Твой дружок нарушил неприкосновенность жилища… Сколько там лет лишения свободы?
– Давай иди в прокуратуру, Шуринов. Сегодня как раз воскресенье. Надеюсь, там ты и останешься. До понедельника… Давай, давай, не мешай работать.
– Ну, смотри, лейтенант, сам напросился!
Рубашку и джинсы Шурин надел еще в спальне, а куртку – в прихожей, пока ждал, когда несуществующий вор вскроет замок. А в куртке и ключи от машины, и портмоне с документами на нее. А «девятка» стоит во дворе. Сейчас он отправится к ближайшей телефонной будке, позвонит Измайлову и потребует у него отчета о том беспределе, который творят его опера. Сейчас, сейчас…
Он уже выехал со двора, когда вспомнились слова, произнесенные Ревякиным. «Спасибо, Федор Васильевич! Вы нам очень помогли!»… Хотелось бы знать, что все это значит!
Глава 25
Белкину они выследили еще два дня назад. Установили, где она работает, где снимает квартиру, аккуратно поговорили с человеком из фирмы «Мрамор», узнали, кому хозяин платит черный налог. И хорошо, что у них была эта информация, иначе Богдану не удалось бы провести Шурина. А он, похоже, поверил, что Катя Белкина нужна им с Ревякиным по делу о вымогательстве. А то, что этот гад взбесился, так иного и ждать не приходилось. Главное, что с кулаками на него наброситься побоялся. Значит, уважает родную милицию. Сумел Богдан внушить ему почтение к ней…
Не хотели они связываться с Шурином, но этот жук застрял у Кати, пришлось его выкуривать. А хитроумный Ревякин на этом еще и сыграл. «Спасибо, Федор Васильевич!..» – произнес он громко, с расчетом на то, что Белкина услышит. Пусть думает, что сам Шурин ее сдал…
Богдан вышел со двора вслед за «девяткой» Шурина и увидел, как она выехала на шоссе. Только тогда он отправился к Белкиной.
Дверь в квартиру была заперта, и Богдану пришлось жать на клавишу звонка. Ревякин впустил его, не сводя глаз с Белкиной. Она сидела в гостиной в кресле, и ее хорошо было видно из прихожей.
– Уехал? – шепотом спросил Ревякин. И громко: – Мой вам совет, Екатерина Львовна, хорошенько подумать. Одно дело – убить человека в состоянии сильного душевного волнения, и совсем другое – умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах. В первом случае можно отделаться годом исправительных работ, а во втором – вам грозит смертная казнь. Да, Екатерина Львовна, смертная казнь через расстрел. Поставят вас к стенке, приставят пистолет к затылку и будут тянуть время. Я знаю, как это делается. Сожметесь вы в комок, ожидая выстрела, а пройдут минуты, пока палач выстрелит. Эти минуты на целую вечность растянутся. Но, поверьте, это будет ужасная для вас вечность…
– Я никого не убивала! – срывающимся на истерику голосом простонала женщина.
– А заколка? А отпечатки ваших пальцев? А ваши волосы?
– Говорю вам, я не знаю ни про какую заколку!
– Что ж, сейчас мы поедем в отдел и все вам покажем.
В любом случае Белкину пора было увозить отсюда.
– Мне нужно переодеться…
Девушка была в домашнем халате, в таком виде увозить ее не следовало, поэтому Ревякин отвел ее в спальню. Но и сам зашел туда вместе с ней. Она пыталась протестовать, но Илья был неумолим.
