Лосева, нездоровый цвет его лица...
Из раздумий его вывел очередной звонок. Он косо глянул на Захарского, подавшего ему трубку. Но тот шепотом назвал святое для него имя, и Лосев сразу же отошел на второй план. Звонила Настя.
Глава двадцатая
Деревенский дом был снят на все лето. И ничто не мешало Марку Илларионовичу воспользоваться им для любовного свидания. Это был их с Настей рай в шалаше. Не так давно здесь уже свершилось таинство духовного и физического единения двух влюбленных душ. Он очень надеялся, что и сегодня случится
Настя позвонила ему сама. Сказала, что хочет увидеться с ним перед тем, как муж ее вернется домой. А это должно было уже случиться завтра. У нее дома была Агата, у него – Кирилл. Поэтому местом встречи стал этот дом, уже освященный таинством их первой интимной встречи.
Было видно, что она очень много хочет ему сказать. И он должен был о многом с ней поговорить. Но все слова выветрились из головы, когда они оказались наедине в доме, где никто не мог помешать им наслаждаться друг другом. Их губы слились в глубоком поцелуе, тела слились в страстных объятиях...
Очнулись они за полночь, под симфонические звуки стрекочущего за окнами оркестра. И кроватные пружины под ними уже не скрипели. Благостный покой и тихое упоение счастьем. И только мысли проснувшимися змеями зашелестели в голове, колкими чешуйками заскребли по нервам. Не так все просто на самом деле, как хотелось бы.
– Я тебя не отпущу, – крепко обнимая Настю одной рукой, сказал Панфилов.
– И не отпускай... – нежно, умиротворенно улыбнулась она.
– Я звонил, Антона завтра точно отпустят. И ты теперь не обязана за него беспокоиться. С ним все в порядке, дальше пусть живет, как знает...
– Ты жестокий, – ничуть не осуждая его, тихонько сказала Настя.
– Я не клялся ему в преданности.
– Я клялась. Когда роспись свою в загсе ставила...
– Это не клятва. И ты его не предаешь. Ты имеешь полное право на личную жизнь.
– Имею... Но как же Агата? Она не захочет...
– Мы заберем ее с собой на остров. Ей там понравится...
– На остров?
– Разве я не говорил, что у меня есть свой остров? Большой, в океане. Самолетом до Мале, дальше вертолетом...
– Свой остров?
– И самолет свой, и вертолет... Все у меня есть. Нет только тебя...
– Я слышала, что ты богат. Но чтобы свой остров...
– Не только остров. Много чего другого... Но все это пустое, если без тебя...
– Ты так красиво говоришь... Я слышала, что ты не служишь участковым, а блажишь. Не работа это, а блажь...
– Блажь, – не стал спорить Панфилов.
– Это же не навсегда?
– Нет, конечно...
– Натешишься и рапорт подашь на увольнение.
– Что-то в этом роде.
– И со мной натешишься. А что потом?
– Я с тобой не тешусь. Я тебя люблю. Никого так и никогда не любил...
– Ты богатый, вокруг столько молодых красавиц...
– Не нужно мне ничего... Даже твоя Агата меня не интересует...
– Это сейчас. А потом она повзрослеет. А я постарею...
– Я тоже не молодой.
– Но мужчина стареет не так быстро...
– Все, хватит. Я сказал, что люблю. Сказал, что не разлюблю. Или я не мужчина, если ты не веришь мне...
– Мужчина... Мой мужчина...
– Ты уедешь со мной?
– Да... То есть я должна подумать...
– Ты слишком долго думаешь.
– Но мы же не можем уехать прямо сейчас?
– Почему?
– Ты же ищешь человека, который покушался на тебя, который убил Полунина...
– Который до сих пор не найден, – продолжил Панфилов. – Который по-прежнему угрожает нам всем, в том числе твоей дочери и моему сыну. Тебе нравится сидеть на пороховой бочке?
– Не нравится.
– А на Мальдивах нам будет спокойно. Или на Лазурном берегу. Или в Майами... Да где угодно, лишь бы с тобой...
– Ты со мной, я с тобой. А как же Антон?
– У вас квартира в Москве. Пусть едет туда, там живет...
– Но я не могу его бросить...
– Опять двадцать пять.
– Я люблю тебя. Но его я не могу принести в жертву...
– Ты же не в каменном веке живешь.
– В любом веке существуют нравственные устои.
– А то что ты сейчас со мной в постели лежишь, это ничего?
– Ничего. Потому что я тебя люблю... Но и перед Антоном я в долгу...
– Хватит.
– Извини... Поверь, я сама себе надоела... Да, наверное, я поеду с тобой...
– Уже горячо, – улыбнулся Панфилов. – Завтра ты проснешься и скажешь мне, что поедешь со мной без всяких «наверное»...
– Завтра я поеду за мужем.
– Сначала ты проснешься. Здесь. А потом поедешь... в город.
– Но мне уже пора.
– И не думай.
– Но...
Панфилову ничего не оставалось, как закрыть ей рот поцелуем и привязать к себе жаркими объятиями.
Никуда не делась от него Настя. Утром она проснулась в одной постели с ним. Поздно утром.
– Половина десятого? – глянув на часы, возмущенно протянула она.
– И что?
– Мне уже ехать нужно!
– Нужно. Со мной. Заберешь мужа, и в дорогу, со мной.
– Да, наверное...
– Я же сказал, никаких «наверное».
– Да, поеду. С тобой. Но сначала за ним...
Она собралась, оглядываясь по сторонам, вышла на улицу. Неудобно ей, люди на нее смотрят. Вся деревня уже знает, с кем она крутит любовь. Из-за нее Антон Грецкий стал всеобщим посмешищем. Но тем лучше. Пусть бросает Настю, пусть подает на развод... Но не идет он на это. Не мужик он. И непонятно, чего Настя цацкается с ним?
Марк Илларионович вышел из дома чуть погодя. Словно из-под земли выросли телохранители. Машина как будто из ниоткуда появилась. Минут через пять он уже поднимался на крыльцо своего дома.
Пора собираться в дорогу. Настя может изменить свое решение, но не сможет спастись от своей любви. Панфилов был настроен решительно. Будет нужно, он заберет ее с собой силой. И Агату тоже с собой прихватит...
Он вышел на балкон, наблюдая, как из ворот соседнего дома выезжает «RAV- 4». Настя за рулем, Агата рядом. Всей семьей отца встречать поехали. Обидно. Но за реваншем дело не станет.
Панфилов проводил машину взглядом до самого контрольно-пропускного пункта.
Кирилл был в своей комнате, играл в компьютер. Стрелялки-догонялки, все такое прочее. Ребенок еще. И не стоит обсуждать с ним ближайшие планы на будущее. Тем более что Серебровку он покинет с удовольствием. А другу Альфреду звонить ему не нужно. Если что, можно будет выслать за ним самолет, забрать его из Швеции...
Нужно было отдать множество распоряжений, чтобы подготовиться к дороге. Но только Панфилов зашел в кабинет, как появился встревоженный Левшин.
– Марк Илларионович, у нас проблемы!
– Что такое?
– Наезд!
– В каком смысле?
– В прямом! Выгляните на улицу!
Панфилов пожал плечами, открыл дверь на балкон, но Левшин остановил его.
– Бронежилет забыли!
– Шутишь? – удивленно глянул на него Марк Илларионович.
– Ничуть.
– Что, так серьезно?
– Да. Но ребята разберутся, не беспокойтесь.
– Что конкретно?
– От этого, Альберта, приехали. На джипах. Разборки. Но я говорил, парни разберутся...
– Я должен идти.
– У них может быть оружие. Без брони не пущу!
Бронежилет был тонким, гораздо более легким, чем кевларовый. Класс защиты наивысший. Последняя, еще пока что экспериментальная разработка отечественного военпрома. Нанотехнологии, материал будущего, способный остановить автоматную пулю и рассеять энергию удара. Его запросто можно было надеть как под пиджак, так и просто под рубашку.
– Ну ты зануда!
Он мог бы сейчас убить начальника охраны, но тот бы мертвой хваткой вцепился ему в ногу, чтобы не выпустить на улицу. Пришлось надеть защиту – на майку, под рубаху.
Пока он возился с бронежилетом, Захарский разобрался с ситуацией. Когда Марк Илларионович вышел на балкон, прибывшие для выяснения ребята уже дружно кивали головами, соглашаясь с предложенной им позицией. Захарский им что-то говорил, а они кивали, кивали. Старший враждебной команды его не слушал, но тоже кивал головой, прижав к уху трубку сотового телефона. Судя по всему, заступники Альберта поняли, с кем они имеют дело. А проблемы им точно не нужны...
А зрелище само по себе было внушительным. Два черных джипа и шесть здоровяков с одной стороны и столько же с другой. Неудивительно, что соседи выглядывали из окон своих домов, чтобы поглазеть на происходящее. А Лосев, тот даже вышел на улицу. Спортивный костюм, кроссовки. Интересно ему, чем дело закончится. Позлорадствует, если посланники Альберта возьмут дом Панфилова штурмом, устроят самосуд.
Но Захарский не доставил ему такого удовольствия. Разрулил, что называется, ситуацию. Осознав свою неправоту, враждебно настроенный элемент собрался в обратную дорогу. Сначала один бугай сел в машину, затем другой... Одна дверца закрылась, другая...
А хлопок третьей прозвучал как выстрел. Марк Илларионович почувствовал сильнейший удар в грудь. Толчок был настолько сильным, что на ногах он удержаться не мог. Сгусток кинетической энергии втолкнул его в дверной проем и распластал на полу рабочего кабинета. Но сознания он не потерял...
Марк Илларионович еще толком не осознал, что произошло. А бойцы из его охраны уже вытаскивали здоровяков из их джипов и, лихо сбивая с ног, укладывали их на землю. Еще двое ринулись в сторону, откуда, по их расчетам, прилетела пуля.
– Ты откуда знал, что так будет? – с благодарностью глядя на Левшина, спросил Панфилов.
– Говорил же, они с оружием. Мало ли
