что...
– Но ведь не они же стреляли.
– Если разборка, то где-то рядом может быть снайпер.
– Тебе видней... Откуда он стрелял?
– Или с косогора, или из крайнего дома под ним. Захарский уже работает...
– Достать его надо. Из-под земли достать...
– Достанем, Марк Илларионович... Как вы себя чувствуете?
– Ничего.
Бронежилет соответствовал заявленным характеристикам. И пулю из снайперской винтовки остановил, и энергию удара рассеял значительно. Будь удар точечным, лежать бы сейчас Панфилову с проломленной грудной клеткой. А так ощущение, будто его всего лишь сильно толкнули двумя руками в грудь. Тошнота к горлу подкатывала, перед глазами расплывались круги, но это не смертельно...
Скоро появилась Настя. Села у изголовья, взяла его руку в свои ладони.
– Как же я за тебя волновалась!
– Как ты могла волноваться? Разве ты знала, что будет? – удивился он.
– Нет. Но предчувствие... Ехали в город, увидели черные джипы. Казалось бы, что здесь такого? Еду дальше, а предчувствие за горло держит. Назад повернула... И не обмануло предчувствие...
– Где ты джипы встретила? – глянув на Левшина, спросил Марк Илларионович.
– На повороте в Косовку.
– Это километров пять отсюда. И ты уехала недавно... Как они снайпера успели поставить?
– Сначала снайпер подъехал, потом они, – сказал начальник охраны.
– Снайпер где был?
– Выясняем.
На выяснение ушло не меньше часа. Предварительный розыск ничего не дал – сразу не удалось найти снайперское гнездо. Более точный расчет направления выстрела выявил недостроенный дом на последней линии поселка.
Большой коттедж, двухэтажный с высокими потолками, лестница на чердак, с которого отлично просматривался дом Панфилова. И балкон, с которого он был сметен пулей. Дом был построен в черновом варианте. Коробка, крыша, окна, двери, но до чистовой отделки было еще далеко. Строительные работы заморожены. Людей в доме не было. Но отчетливо просматривались следы недавней жизнедеятельности – матрац на полу, примус, обожженный солдатский котелок, на котором готовилась пища, консервы, пустые банки. При более детальном обследовании на чердаке была обнаружена стреляная гильза, а в подвале снайперская винтовка «СВД». Уходя, преступник сбросил, в незаделанный зазор между плитой первого этажа и стеной. А ушел он, судя по всему, в подлесок под косогором. На его розыск будут брошены большие силы, но Марк Илларионович сомневался, что его найдут.
Панфилов оклемался после выстрела. И даже лично спустился в подвал своего дома, куда были брошены заступники Альберта. Его интересовал их старший. Это был крепко сбитый, сутуловатый мужчина с могучей шеей борца. Глубокий, внешне безмятежный взгляд. Широкие залысины, блестящий лоб, широкий армянский нос, узкие губы в форме натянутого лука. На вид ему было лет сорок.
– Ну а зачем ты это сделал? – в упор, неотрывно глядя на него, спросил Марк Илларионович.
– Ошибка вышла, – хрипло ответил армянин.
– Не на того наехали?
– Если б только это... Не мы стреляли, отвечаю.
– А кто?
– Не знаю... Да и когда б мы успели снайпера поставить?
– Целая ночь у вас была.
– Какая ночь? Альберт только сегодня утром позвонил...
– А если я спрошу у Альберта, если он вчера вам позвонил? Знаешь, что тебе за твою ложь будет? Я человек мирный, но если разозлюсь... Плохо тебе будет, Роберт, очень плохо...
– Я знаю. Объяснили... Но не мой это снайпер...
– А когда тебе Альберт позвонил?
– Не буду врать, вчера позвонил...
– Это ты сейчас решил не врать. А до этого соврал. Значит, вчера тебе Альберт позвонил. Значит, была у тебя ночь, Роберт... И снайпера ты мог найти...
– Зачем искать? Есть у меня снайпер. Но он не при делах... Говорю, ошибка вышла. Разобраться надо.
– Вот и я говорю, что разобраться надо было. До того, как наехать на меня. Сначала подумать, а потом сделать... Здесь будешь сидеть, пока не разберемся. Если не виноват, живи, если твой снайпер – пеняй на себя...
В свою лейтенантскую бытность Панфилов был уверен в том, что в стране существует единый закон, подкрепленный системой социалистического правосудия. Виновен человек – получи по всей строгости закона. Иначе никак... Но сама жизнь заставила его думать иначе. Случай свел его с человеком, который открыл ему дверь в большой бизнес. Своя небольшая фирма, ограниченный, но стабильный доступ к нефтяной трубе.
Первое время он страдал от братвы и близких к криминалу конкурентов. В том мире щук и акул невозможно выжить мирному карасю. Поэтому Панфилов сам нарастил зубы, накачал мускулы службы безопасности, обзавелся крепкими связями в криминальном мире. Избавился от бандитской «крыши», усмирил конкурентов, расширил сферы влияния. В него стреляли, его пытались взорвать вместе с машиной, но он выжил, расправился со своими врагами, поднялся до потолковых высот. И все потому, что не надеялся на силу государственного закона. Потому что сам, по собственному усмотрению, вершил правосудие...
Со временем он отошел от нефтяного бизнеса, перевел свой капитал за границу, там сверхвыгодно вложил его в сферу компьютерного бизнеса и высокотехнологичные производства. Фактически он отошел от дел российских, это и позволяло ему держаться в тени, не привлекая внимания к своим миллиардам. Но связи в криминальном мире остались, он знал, с кем договориться, кому заплатить, чтобы безнаказанно стереть с лица земли такую фигурку, как Роберт. И если тот виновен, то ответит по всей строгости – по тем законам-понятиям, которых сам же и придерживался. В каждой жестокости есть своя справедливость.
Глава двадцать первая
В небе ни облачка, а духота неимоверная. Такое ощущение, что вот-вот гроза грянет и ливень обрушится с небес. Солнце светит ярко, а вокруг серость и мрак. Тюремные ворота, обшарпанные грязные стены, обнесенные поверху мотками колючей проволоки, вышки, решетки...
– Потерпи, Агата, еще чуть-чуть осталось.
Мама и сама нервничала. И было из- за чего. Сегодня чуть не убили ее любимого мужчину. И не только ее... Агата сама была влюблена в Марка Илларионовича. Сначала заставляла себя его полюбить. Чтобы переключить на себя его внимание. Заставила. И влюбилась... Дура...
Сегодня из тюрьмы выпускали отца. Из-за случая с Панфиловым мама припозднилась, думала, что не успеет. Но, как оказалось, они приехали раньше, чем нужно. Вот и парились в машине в ожидании, когда злачное тюремное чрево изрыгнет из себя отца. Вот уж кто намучился... Агата любила отца и готова была ждать его дни и ночи напролет...
– Да, хотела у тебя спросить, – как бы невзначай сказала мама. – Как у тебя с Кириллом?
– А что у меня должно быть с ним? – вскинулась Агата.
– Ну, вы же вместе купались... Вчера...
– А сегодня я его видеть не хочу, как ты могла заметить.
– Почему? – Голос у мамы дрогнул, и это не осталось незамеченным.
– Да потому, что сватать нас не надо!.. Думаешь, я не поняла, чего ты хочешь? Чтобы я в Кирилла влюбилась, да?..
– Ну почему хочу? Просто парень симпатичный...
– Да уж, конечно!.. Может, он и симпатичный, но мне на него наплевать. Так и передай своему Марку!
– При чем здесь Марк?
– Думаешь, я не знаю, чем вы с ним занимались? Там, в доме!..
– Агата!
– Что Агата? Я уже шестнадцать лет Агата!.. Хорошо придумали! Я с Кириллом, ты с Марком! А отца куда?..
– Твой отец мне изменял.
– Это всего лишь предлог, чтобы его бросить.
– Предлог в другом, – сокрушенно вздохнула мама. – В том, что я не люблю его... Никогда не любила...
– И все равно ты не смеешь!
– Смею... Марк Илларионович приглашает нас в путешествие. На Мальдивы. Там остров, яхта. Тебе там понравится...
– И Кирилл с нами тоже поедет?
– А как же?
– Ты с Марком, я с Кириллом? Хорошо придумали!..
– Нет, Кирилл поедет сам, – немного подумав, сказала мама.
– Как сам? Без нас?
– Нет, с нами. Но к нему друг прилетит, из Швеции. Вместе с сестрой. Красивая, говорят, девушка...
– Кто говорит?
– Марк Илларионович. Сказал, что ее фотографию видел... Кирилл из-за нее на остров хочет... Я слышала, что шведские девушки отличаются вольностью нравов...
– И что?
– Ничего. Просто говорю.
Агата не воспринимала Кирилла всерьез, но все равно расстроилась, представив его в объятиях развратной шведки.
– Просто говоришь? – возмутилась она. – Ты мне это говоришь, своей дочери? О вольности нравов шведских девушек?.. Хочешь, чтобы и я была таких нравов?
– Нет! – разволновалась мама.
– А может, хочешь? Чтобы я с Кириллом любовь крутила, да? Он, я... а с нами еще эта шведка, да? Любовь втроем?
– Замолчи!
Агата поняла, что переборщила.
– Извини, – буркнула она.
– Хватит об этом.
– А на остров поедем?
– Ты хочешь?
– Не знаю.
– Я хочу. Но тоже не знаю... Я с твоим отцом почти двадцать лет прожила... Не любила его, но душа в душу жили...
– И дальше так же живите.
– Не могу... Люблю я Марка. И ты должна меня понимать...
– Понимаю.
– Но навстречу не идешь.
– Может, и пойду... Но сначала за мороженым схожу. Охладиться надо. Я ларек видела, тут недалеко...
– Я тебя подвезу.
– Не надо. Я пешком. Мне пройтись надо, развеяться...
– Только быстро.
– Я мигом...
Ларек находился на перекрестке двух улиц метрах в двухстах от здания тюрьмы. Агата легко преодолела это расстояние. Легко, но с камнем на
