– Обедать будем, на всех распакую, – пообещал Илья.
– Понял!
Лесок взял едва живого Кирилла под руку, подвел к Илье, усадил его на шконку. А сам взялся заправить его постель. Это он зря – в палате хоть и нет корифеев преступного мира, но и здесь шнырей не уважают. Но за стол все равно пригласить придется.
– Здравствуй, брат!
Илья легонько толкнул Кирилла плечом.
– Здравствуй, братишка, – не глядя на него, вымученно улыбнулся тот.
– Узнал?
– Память еще не отшибло.
– А я только что о тебе думал. Мне дачку передали, там столько вкуснятины. Вечерком водочки можно взять...
– Ты как всегда в ажуре.
– Не про себя же думаю. Говорю же, про тебя вспомнил. Как только дачка пришла, так про тебя и подумал... Как там в карцере?
– Хреново. Поджелудочную так скрутило, что чуть не склеился. Сейчас вроде бы отпустило, но такой страшной ночи, как вчера, у меня еще не было...
– В больницу тебе надо.
– А я, по-твоему, где? – усмехнулся Кирилл.
– Это не больница, это издевательство над больными. Голова болит – аспирин, понос – аспирин, руку сломал – аспирин. Как в армии, только там антигриппин на все про все был...
– В Америке так же лечили. В конце девятнадцатого века у них в армии на все про все одно лекарство было – опий. От головы – опий, от поноса тоже опий. Оттуда и пошло название – солдатская болезнь, то есть наркомания. Пока поняли, что к опию привыкают, тысячи солдат на иглу сели... Я бы сейчас тоже не отказался от такого лечения.
– Нет, лучше водочка.
– Кстати, спасибо тебе, брат. Здорово ты меня выручил. Водку мне принесли, закуску... Ты настоящий друг... Да, ты-то чего на больничке делаешь? И что это за панцирь у тебя на груди?
– Гипсовые доспехи, не видишь, что ли?.. Пока тебя не было, к нам вор в законе заехал. Даже не апельсин, так себе, фрукт недозрелый, киви грузинский. Вадик на унитаз его загнал, орла из него делал. А потом его крестный пришел, тоже вор в законе, но этот настоящий... Вадика уже в камеру отправили, с гипсом на сломанной руке. А меня здесь держат... Был бы ты с нами, мы бы его самого на больничку отправили...
– А я что, по-твоему, Геракл? – усмехнулся Кирилл.
– Ну, не знаю. Сельдеца ты как отделал...
– Разозлился, потому и отделал.
– Ты проституток не любишь, – сам не зная зачем, сказал Илья.
Кирилл встрепенулся, как-то странно глянул на него.
– Не люблю... А за что их любить? Одна такая тварь мне жизнь сломала. Жил, работал, а эта... По второму кругу в зону пойду... А у меня мать больная, у нее, кроме меня, никого нет. Пенсия – кот наплакал, она ж без меня пропадет... Вот и скажи после этого, как я должен относиться к проституткам?
– Как?
– Да я бы их всех, этих сук... Своими бы руками...
Взгляд Кирилла занавесился мутной хмарью, но он тут же сам разогнал эти шалые тучи.
– Что-то ты не о том разговор завел, Илюха, – с осуждением сказал он.
– Да к слову пришлось.
– К слову дачка твоя придется, – улыбнулся через силу Кирилл. – Я в кандее оголодал. Что там у тебя?
Больничный рацион мало чем отличался от обычного тюремного пайка – та же помойная баланда и пустой чай. Разве что масло еще давали, но совсем чуть-чуть, только понюхать. Поэтому в этот день обитатели больничной палаты пренебрегли обедом и с позволения Ильи набросились на его посылку. Особенно жадно ел Кирилл: в карцере вообще жуть по этой части – только хлеб прокисший да вода с болотным душком. Он очень хотел есть, и его вовсе не смущал недавний приступ поджелудочной железы.
А ночью после отбоя в палату принесли три бутылки водки, купленной на деньги, которыми разжился Илья. И Кирилл не стал отказываться, хотя, казалось бы, с его поджелудочной он должен был воздержаться. Но нет, пил наравне со всеми, кого Илья подпустил к своей шконке.
К полуночи от водки не осталось и следа. Лесок грамотно разбил все бутылки, раскрошил и размельчил их в мусорном ведре, смешал с мусором. На этом ночные посиделки закончились, возле Ильи остался только Кирилл. Он был порядком пьян: и водки много выпил, и после долгого воздержания развезло.
– Ты мне скажи, брат, как мне дальше жить? – глядя куда-то в пустоту, спросил он. – Я в тюрьме, а мать одна, денег только на дом хватает, газ да свет оплатить. А на огород сил нет...
– У вас дом? – спросил Илья.
Он тоже чувствовал, как мягко плещется хмельная брага в голове.
– Дом, – кивнул Кирилл. – Небольшой дом на Первомайской... Лучшее место в городе, у реки. Рядом такие особняки, что мне и не снилось... Ты тоже небось в особняке живешь?
– Да нет, просто дом хороший, у озера...
– У озера? Знаю я эти места. Там тоже неплохо. Особняки там... Ты не думай, я не завидую, нет. Просто обидно. Из-за какой-то проститутки вся жизнь кувырком. А ведь я мог денег заработать, дом построить. Жена бы меня не бросила, если б не эта... Жил бы сейчас как человек. А я в дерьме... И все из-за этой твари... Найти бы ее, паскуду... А-а, ладно, чего уж там. Что было, то было... В тюрьме тоже есть жизнь. Своя философия здесь. Если умеешь себя вести, не пропадешь, а я к этому делу привычный. Но мать у меня на воле, волнуюсь я за нее...
– Да, мать – дело святое, – кивнул Кирилл. – Ты спать не хочешь?
– Да нет... Вчера всю ночь мучился, а сейчас совсем отлегло. Водка, видать, целебная. Так хорошо сейчас, что и спать неохота. Да и подниматься надо, идти... Может, я здесь, рядом с тобой посижу? А потом уйду...
– Сиди. Только не засни.
– А если засну?
– Засыпай. Только ко мне не ложись...
– Не дождешься.
Кирилл предпринял попытку встать с края шконки, но пошатнулся и вернул свой седалищный нерв на место.
– Сейчас, только точку опоры найду... Я же физик, представление о конструкции опорно-двигательного аппарата имею... Сейчас-сейчас...
Видимо, расчет оказался неверным, и вторая попытка не принесла ему желаемого результата. Он так и остался сидеть на шконке, облокотившись рукой на спинку.
– Сейчас-сейчас...
Сначала закрылись глаза, затем упала на руку голова.
– Сейчас... – засыпая, пробормотал Кирилл и затих.
Илья пожал плечами и уронил голову на подушку. Ему тоже хотелось спать. Кирилл ему мешал, но раздражения не было.
Заснул он быстро. И приснилась ему Нила. Не самая красивая женщина, но во сне он возжелал ее страстно. Только она почему-то удалялась от него. Вроде бы шла навстречу, распахнув объятия, но с каждым шагом вперед на два уходила назад. И в конце концов оказалась на самом краю пристани, где стоял на швартовых моторный глиссер. Как будто ветром забросило ее на борт, как будто какая-то сила вместе с лодкой потянула к центру озера, где с шумом закручивался чудовищных размеров водоворот. Илья испугался, но все же бросился за Нилой. Необычная легкость в теле уверила его в том, что он может взлететь – надо лишь посильней оттолкнуться.
