– Кто?
– Не знаю.
– И я не знаю. Но, может быть, узнаю.
– Как?
– Увижу.
– Ты ясновидящий?
– Не знаю, может быть...
– И давно это у тебя?
– Я шесть лет смерти ждал. Шесть лет в одиночной камере. В любой момент мне могли выстрелить в спину. Представь себе, что со мной могло сделаться за эти шесть лет. Или с ума сойти, или... С ума я не сошел... Хотя думал, что схожу. Мать мертвую видел. А она действительно умерла...
– Я где-то читала, что люди после удара молнией телепатами становятся, мысли читают. А у тебя ведь случай покруче будет. Молния – раз-два, и все. А тут шесть лет. Под прицелом. И здесь ты уже сколько?
– Пять лет. Мне бы сейчас девять лет оставалось.
– До чего девять лет? – не поняла Наташа.
– До конца срока. Мне смертную казнь на двадцать лет строгого режима заменили. Еще бы четырнадцать лет сидеть. Но ведь я не убивал Шипилова. Поэтому я здесь. И ты здесь. Хотя убивала. И еще ты в кого-то стреляла...
– Стреляла, но не убивала. Только ранила... А Женя добил... А до этого он двоих убил. Но с пистолетом меня видели, – запаниковала вдруг Наташа. – Лебяжный меня ищет. Если найдет, то все, «вышка». Он уверен, что это я Шипилова убила. Он меня живьем сожрет. Зиновий, ты должен меня спасти!
– Пошли. Молочка попьешь, успокоишься.
Но успокоилась она еще до того, как они вошли в дом. Все это время Зиновий нежно обнимал ее одной рукой за плечи. И столько успокаивающего тепла от него исходило, что все ее страхи развеялись сами по себе. Несомненно, Зиновий обладал чудодейственной силой. И Наташу это не удивляло. Шесть лет в ожидании смерти. Пять лет отшельнической жизни в лесной глуши. Все это не прошло для него даром...
Она не просто успокоилась, в ней еще и аппетит прорезался. А у Жени в печи томилась рисовая каша. На молоке да еще с изюмом. Вкусная. Наташа и не заметила, как смолотила весь горшок.
– Чудно.
– А теперь еще молочка сверху, – улыбнулся Зиновий, подавая ей полную кружку. – Извини, что не парное. Парное после баньки будет. Или лучше чего покрепче?
– А есть?
– Клюквенная настойка. Для души и тела.
– Я бы не отказалась.
Наташу ничуть не смущал Женя, безжизненно лежащий на кровати. Она бы сказала Зиновию «спасибо», если бы он загородил его какой-нибудь занавеской, а еще лучше убрал бы куда-нибудь с глаз подальше. Из-за этого идиота все беды. Правильно Зиновий сделал, что приголубил его из самострела. Если бы насмерть – так было бы даже лучше...
– Банька уже протопилась, – сказал Зиновий. – Пошли.
– Ох, пойдем! Ох, попаримся!
Она почему-то была уверена, что Зиновий сам напросится к ней в банную команду. Но он сказал, что будет мыться потом.
– Эй, ты чего? – Она и не пыталась скрыть своего разочарования. – Я думала, что мы вместе...
– А можно? – неожиданно смутился он.
– Ты же все видишь, все знаешь. Не можно, а нужно.
– Но я так не могу.
– Почему?
– У меня одиннадцать лет не было женщины. И я к этому привык.
– К чему ты привык? Тихо сам с собою? – съязвила она.
– Нет. Без этого. Просто никак...
– Так не бывает.
– У каждого свои странности, – совсем невесело заключил он и вышел из бани, закрывая за собой дверь.
Он действительно был очень странным. Но эта странность и притягивала к нему Наташу. Она знала, что не успокоится, пока его не совратит. Хотя вряд ли она успокоится и после этого. Зиновий был ей нужен. Она хотела остаться с ним...
Глава 14
Наташа не узнавала саму себя. Поднялась чуть свет, подоила корову, дала сначала ей корма, а потом беспородному гнедому мерину. Дело она знала, не зря же в деревне выросла. Правда, подзабылось многое, но сегодня вспомнилось. И не так уж трудно оказалось за скотиной ухаживать.
Зиновий не скрывал своего удивления.
– Не ожидал, – признался он.
– Сама от себя не ожидала, – улыбнулась Наташа. – Но глаза боятся, а руки делают. Хочешь, я в хлеву приберусь?
– Не надо, я сам.
– А в доме?
– В доме можно. В доме хозяйка нужна...
Третий день она живет здесь, но за все это время Зиновий ни разу не предпринял попытки вплотную сблизиться с ней. Как будто не знал, что она только о том и мечтает. Знал он все. Но так ни разу она и не побывала в одной с ним постели... Возможно, он отвык от женщин до полной деградации мужского интереса. А может быть, дело в том, что в доме отсутствовала постель, куда он мог бы затащить Наташу. Была только одна кровать, и ту занимал Женя. Наташа спала на двух сдвинутых вместе лавках. Он же ночевал на полу, на охапке сена, брошенной возле печи, которую накрыл медвежьей шкурой. Она бы могла заняться любовью и на этом столь экзотическом ложе, но Зиновий этого не хотел. Может, потому что импотент. Но Наташа была близка к мысли, что ему мешал Женя. Поэтому первым делом она бы избавилась от его присутствия. Вымела бы поганой метлой в тайгу, пусть убирается...
Но Женя был еще очень слаб для того, чтобы его вышвырнуть из дома. Он уже пришел в сознание, но даже не пытался встать с кровати: сам понимал, что нет у него для этого сил. Зиновий мазал ему рану каким-то бальзамом собственного приготовления, поил отварами и обещал скорое выздоровление. Наташа и сама чувствовала, что дело идет на поправку, но вряд ли Женя сможет покинуть их в ближайшее время. Даже если он вдруг обретет для этого силы, он все равно не уйдет. Ему нужен этот дом, ему нужна она сама. Жизнь в нем еле теплилась, зато злоба горела ярким и жарким огнем. Он ненавидел Зиновия, он презирал Наташу за то, что она с ним спуталась...
Она убиралась в комнате и чувствовала на своей спине тяжелый, напитанный злобой взгляд. Так на нее мог смотреть только Женя. А больше в доме никого и не было. Зиновий отправился на рыбалку, его еще долго не будет.
– Чего уставился? – не выдержала Наташа.
И резко обернулась к Жене.
– Сука ты, – процедил сквозь зубы тот. – Заигрываешь с этим гоблином, да? Трахнуть его хочешь?
– Сам ты гоблин! Разговорился тут.
Женю можно было не бояться. Сам он встать с постели не мог, оружия при нем не было и быть не могло. Зиновий же не дурак, чтобы пистолет ему оставлять.
– Сама разговорилась! Раздухарилась, фифа дешевая!
– Заткнись, а! А то сама заткну?
Наташа могла бы заткнуть его хоть сейчас. Накрыть морду подушкой, подержать немного, и все – ни он мучаться не будет, ни они с Зиновием. А то ведь рано или поздно встанет вопрос, что делать с этой обузой...
– Заткнешь... Я тебя любил... Из-за тебя с братвой разодрался...
