огромным. Как вы можете видеть, люди в панике выбегают из своих автомобилей, район Смоленской площади сейчас перекрыт, везде дежурят усиленные наряды милиции.
– Мама! Мамочка! – Лена стремительно одевалась, не имея еще в голове четкого плана действий. – Да что же это! Господи!
Ее завернули еще на Бережковской, объяснили, что дальше проход и проезд перекрыты, идет контртеррористическая операция.
– Да я ему жена, понимаете вы! – заорала Лена в лицо отшатнувшемуся милиционеру. – Дайте мне с ним поговорить, он сдастся!
Милиционер сразу куда-то ее потащил, она не сопротивлялась, вскоре очутилась в милицейском автобусе, где ее принялись расспрашивать, но она только твердила, чтобы ей дали с ним поговорить.
– Да невозможно это! – крикнул вконец измотанный и нервный милицейский полковник. – Сотовая связь вся перекрыта в этом районе, а телефонную линию к дому мы тоже обесточили, так положено в таких случаях.
– Тогда зовите сюда телевизионщиков, – в тон ему ответила Лена, но он только отмахнулся:
– Никого я никуда звать не собираюсь. Сейчас узнаю, что там с заложниками и…
– Заложников вроде нет, в квартире пусто, он один, – протрещала рация на столе у полковника.
– Штурмуйте квартиру, с богом. – Он положил рацию в нагрудный карман, и она торчала оттуда, словно рука с указующим перстом.
– Чего только не бывает, – глядя на нее, сказал офицер. – Что ж у вас муж-то такой нервный, гражданка? Столько людей на тот свет отправил… За что? В чем люди-то виноваты?
– Это я во всем виновата, – опустив голову, ответила Лена. – Он без меня не мог, а я от него ушла. Нельзя с любимыми расставаться.
– Кино какое-то, – недоверчиво хмыкнул полковник, и тут же рация отозвалась коротким, неразборчивым словом.
– Ну вот и все, – устало прокомментировал он, – кино кончилось. Идите, гражданка, теперь домой. Больше ничего интересного уже не будет.
