Клиент – молодой мужчина лет тридцати пяти в коричневых, чуть тронутых пылью ботинках и с портфелем, зажатым под мышкой, уставился на Лосеву с непониманием, быстро сменившимся первоначальной стадией бешенства. Закипая, словно электрочайник, молодой человек с возмущением воскликнул:
– Что значит «заказывал»?! Где и у кого я должен что-то заказывать?! Почему я должен заказывать собственные деньги?! Вы банк?! Банк! Я храню у вас деньги?! Храню! Так и выдайте их мне по первому требованию, как это написано в договоре! Вот! – Он поставил портфель на стойку, порылся в нем, достал договор на двух листах и потряс ими перед главным экономистом Лосевой:
– Написано черным по белому: «банк обязуется, трам-пам-пам, выдать, трам-пам-пам, в случае, трам- пам-пам, по первому требованию вкладчика». Я ж ничего не выдумываю, правда? Мне вообще странно, что я должен вам все это сейчас говорить. Короче, мне срочно нужно девятьсот семьдесят тысяч, вот мой паспорт.
Лосева заметно напряглась, взяла паспорт, раскрыла, положила перед собой, пробежалась пальцами по клавишам компьютерной клавиатуры:
– Михаил Евгеньевич?
– Да.
– У вас вклад «Престижный»?
– Да!
– Пожалуйста, не кричите на меня.
– Все-все, я не кричу. Вы мне только деньги мои выдайте, пожалуйста, и я вам буду улыбаться хоть до конца дня, благо, – он посмотрел на циферблат больших часов за ее спиной, – до закрытия банка еще есть минут пятнадцать.
Лосева сверила данные паспорта. Все сходилось: Плешаков Михаил Евгеньевич, 1973 года рождения, серия, номер, зарегистрирован и так далее, на счету ровно миллион рублей, ничего особенного. Вернее, ничего особенного не было до утренней директивы, разосланной центральным офисом ее банка во все отделения. «Не осуществлять выдачу вкладов в случае, если сумма является значительной. Для мотивации отсрочки исполнения требования использовать следующие основания... В случае выявления нарушений пунктов настоящей директивы на виновных будет наложено взыскание в виде штрафа». Сегодня Вера помогла своему банку сохранить немалую сумму, и, конечно же, она ничего не выдаст этому хамлу, тем более что на штраф нарываться совсем не хочется.
– Я повторяю, вы заказывали деньги?
– А я вам русским языком отвечаю, что нет! Какого черта?! Я впервые о таком слышу!
– Вам следовало заказать сумму вчера, до двенадцати часов дня, позвонив по телефону, или лично явиться в банк и сделать это через экономиста. Мы ежедневно заказываем деньги по заявкам клиентов и по ним же деньги выдаем, особенно такие крупные суммы.
– Для вас, для вашего банка это считается крупной суммой? Послушайте, я отстоял в очереди шесть часов! Мне срочно нужны эти деньги! Завтра утром! Немедленно выдайте деньги! – Мужчина не заметил, что давно перешел на крик и сквозь немного поредевшую по сравнению с началом дня толпу к нему с разных сторон направляются охранники. Они подошли почти вплотную, но пока ничего не предпринимали, а лишь стояли, сложив руки на манер футболистов из штрафной «стенки».
– Этой суммы нет в кассе, молодой человек. Пожалуйста, успокойтесь, – длиный нос теперь не просто дрожал, он трепетал, как гордое знамя кавалерийского полка на ветру. – Вы можете сделать заказ сейчас и получить деньги послезавтра, начиная с половины девятого утра.
Плешаков Михаил Евгеньевич еще какое-то время препирался с главным экономистом Лосевой, затем нахально и от души послал банк и всех, кто в нем работает, по матери. Немного погодя все же взял себя в руки, извинился, забрал свой паспорт и вышел на улицу. Там он сел в небольшой автомобиль, вырулил на проспект и покатил в сторону кольцевой автодороги. По пути он несколько раз вздохнул: причиной тому стали таблички возле обменных пунктов. Еще утром, когда Плешаков ехал на работу, значения курсов валют, которые показывали светящиеся на табличках цифры, были не в пример скромнее.
Автомобиль занял свое привычное место возле недавно построенной многоэтажки, а Плешаков, по- прежнему держа свой портфель под мышкой, зашел в подъезд, вознесся на лифте на пятнадцатый этаж и позвонил в дверь квартиры, номер которой не поддавался установлению ввиду его отсутствия. Плешаковы только недавно сделали ремонт, и глава семьи все забывал купить две пластмассовых циферки, составляющие квартирный номер. Дверь открыла жена, окинула Михаила ничего не выражающим взглядом и ушла куда-то вглубь, судя по всему, на кухню, откуда немедленно донеслась песнь чайника и немелодичные звуки посудомоечной экзекуции.
Эту квартиру, чайник, посуду и вообще все, чем была заполнена квартира, Плешаковы купили в кредит. Радость от переезда закончилась некоторое время назад и сменилась липким от холодного утреннего пота страхом. И глава семейства, и его неприветливая супруга в первый после пробуждения миг задавали себе немой вопрос: «Что будет, если все заберут?» Ответа они не знали, и с тяжелым сердцем Миша хватал портфель и уезжал на работу, а жена наливала себе в кружку чай и садилась за домашний компьютер просматривать объявления в графе «требуются».
Плешаков торговал облицовочным кирпичом в небольшой конторе. Его жена до недавнего времени тоже чем-то торговала, но ее «вычистили», передав ее работу молодой и более расторопной напарнице.
«Сучка», – назвала жена Плешакова проворную напарницу и оказалась перед домашним компьютером и объявлениями о найме.
Зарплаты мужа хватало на скромный провиант и бензин для автомобиля. Все остальное, в том числе и ее жалованье, уходило в счет оплаты кредитов. Сейчас, когда женщина уже третий месяц сидела дома, положение с каждым днем становилось все более отчаянным. Вот-вот грозилась образоваться первая кредитная задержка (кирпич перестали покупать, и мужу не выдавали жалованья уже больше месяца), а тут еще их сбережения в банке с претенциозным, как и у всех банков, названием начали стремительно дешеветь и купить на них можно было с каждым днем все меньше и меньше. Допустить задержку было немыслимым делом, поэтому Плешаков решил деньги из банка забрать, купить на них валюты, в другом банке погасить ежемесячную выплату и с остатком денег на руках надеяться на лучшее. А тут такая история!
– Заказали, не заказали... А я ей, мол, это, ну, мол... А она мне – «послезавтра», – непохоже изображал Плешаков главного экономиста Лосеву, рассказывая супруге о последних событиях. Та слушала его рассеянно, что-то рисовала пальцем на скатерти, а после и вовсе ушла безо всякого упреждения и легла спать.
На следующий день Мишу уволили с работы. Утешение от того, что и всех остальных сотрудников постигла та же участь, да и сама организация прекратила свое существование, а кирпичный завод забрали за долги все те же кредиторы, было каким-то слабоватым. По дороге домой Миша купил бутылку дагестанского коньяка и выпил ее дома, в одиночестве, так как жена категорически отказалась составить ему компанию.
А утром он с тяжелой похмельной головой поехал в банк, опасаясь, что по дороге может остановить милиция, а надежды откупиться нету никакой, просто нечем. И если попросят его дунуть в хитрую милицейскую трубку, то последствия могут быть самыми ужасными. С этим пронесло: ни одного бдительного милиционера не встретил Миша и к банку подъехал без происшествий. Возле отделения он увидел солидную разночинную толпу, общее настроение которой, судя по выкрикам нецензурного свойства и резким жестам, совершаемым некоторыми членами этой толпы, было далеко от радужного. Протиснувшись к крыльцу, на входной двери Миша увидел налепленный как попало листок со словами «Банк закрыт». И все. Больше на окаянном листке ничего написано не было, и в голове Плешакова хлопушкой разорвалось многозначительное и всеобъемлющее «та-ак». Он растерянно повернулся и окинул взглядом сотню лиц, не менее растерянных, чем его собственное.
– Это как же понимать? – сдавленным голосом произнес Миша, обращаясь ни к кому персонально и вместе с тем ко всем сразу. – Как это «закрыт»? Не может быть! Что у них там, бомбу, что-ли, ищут?!
– Какая там бомба, парень! – в сердцах ответил какой-то субъект, с виду интеллигент – в просторной ветровке, свисающей с узких плеч, в очках и с наколкой «Катя» на фалангах пальцев правой руки, что мало вязалось с его безопасным обликом. – Схлопнулись они. Новости-то не смотрел?
