Было очень много работы, вокруг всегда порхал сонм разнообразных женщин, у Мемзера имелось, чем усмирить свою физиологию. К тому времени он вышел из совета директоров «Ваковии» – слишком обременительным для него оказалось совмещать должности – и окончательно перебрался в Вашингтон, поближе к месту своей постоянной работы. В Федеральном резерве он получил пост вице-президента по экспансии, от него ждали новых предложений, проектов, и Мемзер не подвел. В нескольких словах его работа заключалась в следующем: сообщество Федерального резерва – несколько крупнейших банков – время от времени запускало печатный станок, производя основной продукт американского экспорта – доллар. То количество долларов, которое ходило внутри самих Штатов, было лимитировано и не превышало определенной цифры. За этим внимательно следили: Америке не нужна инфляция, и ее все еще удается удерживать на самом незначительном уровне. Производимые же огромные количества преимущественно сотенных бумажек предназначались для остального мира, для всех тех стран, которые разрешали на своей территории свободное хождение американских денег. Пусть это всего лишь секрет Полишинеля, но торговать сотенными всегда выгоднее: себестоимость американской купюры любого достоинства равна пяти центам, а когда на ней нарисована цифра «сто» – это чистый заработок в две тысячи процентов. Столько не заработаешь нигде, оружие и наркотики превращаются в детский лепет по сравнению с тем, что было придумано в недрах Федерального резерва во время закрытых заседаний Ротшильдов, Морганов, Рокфеллеров, потомков всех тех, кто создал когда-то ФРС. Мемзер колесил по всему миру как частное лицо, но принимали его, притом инкогнито, на самом высоком уровне. Разведка, в том числе советская, дышала на его счет ровно, так как доподлинно было известно, что Мемзер Жорж Леопольдович – бывший эмигрант, ныне американский бизнесмен, к спецслужбам отношения не имеет, а к таким со времен Арманда Хаммера у нас относились спокойно. Поэтому зачем препятствовать встрече бывшего соотечественника, а ныне бизнесмена, скажем, с Горбачевым? Ну встретились, ну поговорили, глядишь, ширпотреб какой-нибудь пришлет Америка или рецептом «Фанты» поделится детишкам на радость. На самом деле уже тогда, в конце восьмидесятого года, когда стало понятно, что беспомощный Брежнев протянет от силы несколько месяцев, американские банкиры всерьез нацелились на все еще крепкий Советский Союз: время смены лидера всегда самое сладкое для государственных переворотов.
После встречи с Горбачевым Мемзер выступил перед наследниками миллиардных состояний с обстоятельным докладом. Приводить его целиком не имеет никакого смысла, но суть сводилась к следующему:
– Всем нам, господа, – сказал Мемзер, – по моему глубокому убеждению, стоит сделать крупную ставку на секретаря ЦК Горбачева Михаила Сергеевича. Его выдвижение на пост преемника будет означать, что дни советской империи сочтены. Этот человек – патологический предатель, поверьте мне, я видел таких еще во Вьетнаме. Он сдаст страну, и мы получим неограниченные возможности.
– Предательство, как и предатель, никогда не имеет границ, не в силах остановиться, ведь у предателя никогда нет позиции, как нет и веры, – заметил мистер Алан Гринспен (его прочили в директора ФРС), – поэтому где гарантия, что, поставь мы сейчас на Горбачева, в будущем он также не предаст нас?
– Он выполнит свою задачу и потом может убираться ко всем чертям, – парировал Мемзер, – его задача – это миссия разрушителя. Строить новое государство будет команда другого лидера. Ситуация такова, что даже в недрах компартии сейчас существует оппозиция, например, некий мистер Ельцин. Очень, на мой взгляд, перспективная фигура, популярная во всех прослойках советского общества, лоялен к демократическим ценностям, имеет репутацию упрямца и потому гоним, обижен. На моей бывшей родине такие наиболее популярны. Лучшего сочетания невозможно придумать. Полагаю, в будущем Ельцин сможет оказать нам серьезную поддержку. Разумеется, – Мемзер покашлял в кулак, – если мы окажем поддержку ему.
Вот чем занимался Мемзер, бывший рядовой, а ныне финансовый офицер на службе мирового финансового командования. То, что последовало дальше, всем известно: самая большая страна в мире, во многом противоречивая, сложная, но все же далеко не самая плохая – Советский Союз – рухнула, доведенная до краха, преданная и проданная ее лидером, чья покойная ныне супруга так любила менять наряды от парижских кутюрье. Пришедший на смену этому парню мистер Ельцин очень ценил присвоенное ему звание подлинно демократического лидера, и самолеты Федерального резерва, груженные долларами, садились в Шереметьево иногда дважды в день. Печатный станок работал круглосуточно, а на карте долларовой зоны было заштриховано самое большое, величиной с одну шестую часть суши, белое пятно. Конечно, в том была заслуга не только Мемзера, но не следует смешивать в одно исполнителей, число которых может быть сколь угодно большим, и разработчиков. Этих как раз было немного, скажем, полторы дюжины, и в их числе Мемзер. После успешного присоединения территории бывшего Союза к долларовому пространству он был принят в исключительный, единственный в своем роде и самый влиятельный клуб – клуб банкиров Земли, клуб менял и бухгалтеров, клуб абсолютной власти. Бог и впрямь ничего не мог посоветовать ему. Мемзер сам стал одним из апостолов бога всех менял – Мамоны, от которого даже сам дьявол в свое время был не в восторге. Ему он служил ревностно и страстно, его сердце больше не саднило, он забыл о собственных слабостях и упрямо жил ради бесчеловечной идеи, казавшейся ему единственно правильной моделью мира. Идея эта – богатство и могущество немногих за счет всех остальных. Люди – скот, их нужно пасти, а после доить, сцеживая золотые струи в формы для золотых слитков. Только это. Навсегда. Любой ценой.
При поддержке сенатора и Мемзера Нам Кам в Америке занялся привычным делом. Социалистический Вьетнам оказался во многом химерой. Советского Союза из этой страны не вышло: нищету не победили, проституцию не задушили, азартные игры с корнем не выкорчевали, с наркоманией ничего не смогли сделать, сколько ни пытались. Даже показательные казни наркодельцов, устраиваемые ежегодно в день вьетнамской независимости, не помогали. Дурь дает мгновенную и очень недурную прибыль. Жизнь человека в трафике ничего не стоит. Она не измеряется в денежных единицах – нет! – она ничего не стоит в единицах морали. Сдохнет один, двести, тысяча – это бизнес. Вписался в дело – будь готов к внезапной, порой мучительной смерти. Смерть в наркоделе – часть профессии, закономерный финал, никем не воспринимаемый как трагедия. Нам Кам был и далеко, и невероятно близко от социалистического Вьетнама: он получил американское гражданство, что позволяло оставшимся на родине считать его чуть ли не воплощенным Буддой. Нам спускался к ним с небес в вертолете. Он прилетал на закате с лаосской стороны, спускался на родную землю, на нем был темный, в полоску костюм от братьев Брукс[4] и широкополая шляпа Фрэнка Синатры. Нам курил сигару. Он был великолепен, категорически императивен, он был гражданином свободного мира. Он был живой, осуществившейся мечтой, и тысячи вооруженных головорезов умерли бы за него столько раз, сколько он прикажет. Он всем им давал работу, он организовал их, он дал им новую жизнь. И мир узнал, что помимо русской, итальянской, албанской и прочих есть еще и вьетнамская мафия. Помимо Триады, Каморры, Якудзы есть Катран – песчаная змея, мираж, который невозможно поймать за хвост, змея, чье тело при малейшем прикосновении распадается на песчинки, которые невозможно отличить от обыкновенных, гонимых ветром куда-то, где Катран вновь соберется воедино, станет цельным, живым, извилистым организмом. Нам Кам стал первым боссом, прародителем змеи, и уже очень скоро появившиеся после американо-вьетнамской войны многочисленные диаспоры, состоящие по большей части из сбежавших от хошиминовской власти, услышали шипение Катрана. Для некоторых особо несговорчивых это шипение окончилось смертельным ядовитым укусом. В Риме и Париже, в Западном Берлине, Нью-Йорке и Лос-Анджелесе – везде, где после войны осели беглые вьетнамцы, везде, где они поселились, заняв целые кварталы крупнейших европейских и американских городов, везде, где они открыли свои ресторанчики, магазинчики, вдруг оказалось, что кварталы эти туго обвила своими бесконечными удушающими кольцами песчаная змея. В диаспоре все собирали ежемесячную дань и передавали ее боссу-наместнику – самому уважаемому члену диаспоры, слово которого стояло над законом официальным и само лишь было закон. Босс-наместник решал, кто и сколько должен заплатить ему, босс карал, никогда не давая отсрочки. Нам Кам создал безжалостную, кошмарную систему. Катран стал одним из самых жестоких мафиозных образований мира. Босс-наместник диаспоры, помимо дани, получаемой от предприимчивых земляков, контролировал проституцию, сбыт наркотиков, произведенных на предприятиях Катрана во Вьетнаме, Камбодже, Лаосе, Таиланде, а также подпольные игорные заведения. За малейшее неповиновение Катран убивал.
Деньги Катрана весьма выгодно вкладывались в Гонконге, Малайзии, Сингапуре, где Нам купил несколько банков, а Мемзер помог им оформить партнерство с банками, входящими в ФРС. Сейчас, несмотря
