знаешь, подцепить какую-нибудь заразу вроде СПИДа и оставить его сиротой. Хочешь, покажу? – и не успел Сергей опомниться и сказать, что это лишнее, как она уже протягивала ему свой мобильный телефон, с экрана которого глядел светловолосый мальчик лет трех с грустными глазами видавшей виды дворняжки.
– Серьезный какой, – вежливо сказал Сергей, – и совсем беленький, на тебя не похож. Ты кто по национальности?
– Я вообще чистокровная татарка, меня Эльвира зовут. Эля. Вернее, у меня отец татарин, а мать была чеченка. Она нас бросила, ушла с мужиком. А сын на своего папу похож. Он меня бросил, когда я родила.
– Грустное какое дерьмо ты рассказываешь. Давай потанцуем! – Сергей спрыгнул со своего стула, стащил ее следом, они принялись отплясывать возле блестящего шеста, Сергей дурачился, спустил до колен брюки, некоторые проститутки подходили к нему и трогали.
– Ты здорово нанюхался, – Эля хохотала, глядя на него, – жжёшь!
– Совсем не нюхал. Я даже не знаю, что это такое. А ты пробовала?
– Ну конечно! Кокаин... Тебе после него кажется, что ты вообще все можешь. Понимаешь? Вообще все. А от экстази кайф другой. У тебя силы просто столько, что тебя аж трясет всего, ну и глюки иногда бывают. Здесь, кстати, можно взять. Хочешь?
– Ты барыжишь?
Она отшатнулась, сделала круглые глаза:
– Нет, что ты! В самом клубе нет, но на улице в машине сидит барыга, у него все есть. Я просто предлагаю, деньги ему, если захочешь.
– Спасибо, – Сергей застегнул брюки, – не сейчас.
Он увидел, как Мемзер выходит из кабинета вместе с каким-то человечком среднего роста, не то китайцем, не то корейцем. «Этих сам черт не различит», – подумал Сергей и помахал дяде, а тот заметил и помахал в ответ. Их обмен жестами произвел на Элю серьезное впечатление.
– Ты их знаешь, да? – спросила она с уважением.
– Только одного, у которого глаза как у нас с тобой.
– А узкоглазый – это владелец клуба. Знаешь, – она заискивающе посмотрела на Сергея, – не говори им, что я тебе предлагала взять. Договорились? А то у меня будут проблемы.
– Тогда давай телефон, а то сдам тебя с потрохами...
Мемзер пожал узкоглазому руку, подошел к племяннику:
– Ну как? Все в порядке? Понравилось тебе? Это тебе не Сочи какой-нибудь. По домам? У нас завтра напряженный день.
«Кадиллак» уже ждал у дверей. Его черная доверчивая туша ластилась к хозяину, дверцы сами порывались распахнуться и впустить седоков в теплое кожаное чрево, но Сергей, давясь чудесным волнением, вдруг наполнившим его при виде ночной улицы, сказал, что хочет еще прогуляться, подышать.
– Как скажешь, начальник, – рассмеялся Мемзер и, уже высунувшись из автомобиля, крикнул напоследок: – Только без загулов, завтра у нас дела!
Под ногами мягким спутанным ковровым ворсом копошилась снежная каша, не давала быстро идти, заставляла поднимать ноги повыше. Из невидимых ночных туч шел редкий снег. Телефон Эльвиры еще цеплялся за память из последних сил, и он поспешил записать его. Мелькнула шальная мысль – быть может, сейчас набрать номер, встретить ее. Представилась белая скатерть, свечи, отчего-то красные, в большом раскидистом подсвечнике, икра на ледяной глыбе и запотевший графин... Нет, нет – только прогулка, тест на выносливость и в его конце вытянутая рука, запах прокуренного такси и сон, блаженный, раскисающий от неги, полный сладкой ломоты в мышцах ног. Он был весь окутан Москвой, с которой наконец-то оказался наедине, вдыхал ее запах, вслушивался в сырое звучание проезжавших машин. И совершенно невероятной была мысль, что где-то далеко сейчас плещется теплое еще море и отцветает многочисленная зеленая всячина, а мать, наверное, еще сидит за столом на кухне и читает толстую, обернутую в газету книжищу.
Наташа вздохнула и открыла глаза. Ей показалось, что ее разбудил близкий шум. По всему дому раздавался крепчайший храп: такие рулады были под силу только одному человеку. Наташа тотчас встрепенулась, вспомнив, что уснула, так и не дождавшись его прихода. Она встала, накинула легкий шелковый халат и отправилась в спальню к мужу. Мемзера сморило еще в машине – сказались усталость и напряжение последних дней. Прямо как был, в одежде, не снимая ботинок, он завалился в кровать и сейчас лежал по диагонали, раскинув руки, свесив обутые ноги, и внизу, на восхитительном иранском ковре, Наташа с ужасом увидела лужицу, набежавшую от подошв.
Она громким голосом окликнула его, но храп не прекратился, напротив, его монотонность сменилась органным многоголосием. Наташа всплеснула руками, запричитала, совсем как обыкновенная, привыкшая к попойкам супруга баба, принялась стаскивать с него ботинки и один за другим выбросила их в коридор. Мемзер, как оказалось, проснулся и, изображая храп, поглядывал на нее из-под прикрытых век, улыбался. Заметив его хитрость, Наташа потеряла все остатки самообладания.
– Где тебя черти носили?! Что это еще за новости?! Ты наследил! Как свинья завалился спать в одежде! Боже мой! Ты пьян?!
– Нет, – сонно улыбаясь и совсем как ребенок протирая кулаками глаза, ответил Мемзер, – просто захотелось. Мечтал так сделать, давно мечтал. Так в кино делают всякие брутальные супергерои. Спят в одежде. По утрам, очевидно, не моются. Завтракают глотком виски...
– Где ты был, я тебя спрашиваю? – уже гораздо спокойнее вышло у Наташи, оттого что она чуть было не произнесла «где вы с ним были». Это волновало ее гораздо больше, чем грязь на ковре.
Мемзер все еще туманными, сонными глазами посмотрел на нее, улыбнулся красоте ее гнева, медленно поднялся и принялся раздеваться, раскидывая вещи как попало. Откидываясь опять на подушку, тихонько рассмеялся.
– Показывал парню контору, и мы с ним прекрасно отужинали. Завтра приставлю его к делу, пусть приносит пользу и себе, и нам с тобой.
Наташа сразу обмякла, на душе стало легко, радостно, она пожелала мужу спокойной ночи, вышла в коридор и споткнулась о его ботинок. Это слегка взбодрило ее:
– Чем он может заниматься? Разве он финансист?
Но ответа она так и не дождалась.
Я вскочил ни свет ни заря: ноябрь, еще темно, в квартире холодно. Забрался в горячую ванну и отмокал там до тех пор, пока не сообразил, что времени, должно быть, уже черт знает сколько и я опаздываю! Так и есть: на все про все вместе с дорогой у меня было всего пятнадцать минут, поэтому решил не завтракать. Я вообще с трудом могу запихнуть в себя утром что-то, кроме глотка кофе. Оказалось, что дядюшка уже ждал меня, притом, если можно так выразиться, в представительском варианте: у дома стоял уже не один, а два черных мастодонта, совершенно одинаковых. Дядя опустил черное непроницемое стекло, приветливо потряс рукой:
– Сережа, давай быстрее! Бегом! Садись с другой стороны, поехали!
Едва я очутился в салоне, как он приобнял меня за плечи, отстранил, всматриваясь в мое лицо:
– Смурной. Не выспался, конечно?
Я кивнул. Самочувствие и впрямь было неважное, немного мутило.
– Небось и не завтракал?
– Не успел.
– Вот и хорошо, – просиял Мемзер, – заодно и анализы сразу сдашь. Их как раз натощак сдают.
– Какие еще анализы, дядя? – удивился я.
– Обыкновенные, медицинские, – он, видя, что я напрягся, потрепал меня по затылку. – Да ты не беспокойся, просто у меня такие правила. Хочу убедиться, что с твоим здоровьем все в порядке. Сейчас заедем в одно место, а потом я тебя угощу царским завтраком. Идет?
Ехали мы довольно долго. Названия улиц я припомнить не смогу, но помню, что была Триумфальная арка и поворот с широкого проспекта на узкое шоссе, вдоль которого сплошной стеной тянулись высочайшие заборы, выкрашенные в зеленый и коричневый. С этого шоссе мы повернули и принялись петлять между
