задумали, то Иран и Северная Корея получат в свое распоряжение то, чего они так жаждут, – ядерный молот и разобьют им этот мир к чертовой матери, а остатки человечества, если таковые все же останутся, полезут под Землю, переждать бушующую на поверхности смертоносную метель. В том, что подобие Ноева ковчега будет, я не сомневаюсь, ибо где тогда взять материал для экспериментов небожителей и подземных гламурных щеголей? Что есть наша Вселенная? Когда и каким образом ей придет конец? У Сергея Минаева, моего друга, есть не опубликованный пока роман. Он начинается сценой описания Шивы, сидящего за огромным столом, на котором насыпаны во множестве стеклянные шарики. И шарики эти – не что иное, как миры, один из которых – это наш мир. И вот он берет то один, то другой шарик, подносит его к глазам, рассматривает, кладет на место, а иногда бьет по нему молотком, разбивает комья платиновой VISA, выравнивает на столе длинную дорожку и снюхивает то, что осталось от целого мира, через нефритовую трубку. Не знаю, кому как, а меня, как говорил в одном из моих любимых фильмов «Горячие головы» адмирал Бенсон, «подобная перспектива пугает до усрачки».
Я смотрел на океанский закат первого дня моего пребывания в Городе Счастливых Ветров. Картина была величественно-дьявольской: огромное багровое солнце проваливалось в бескрайне серую, кипящую от ветра воду, вокруг меня не было ни души. Я словно стоял на стыке природного и человеческого естества, заняв позицию среди железобетонного хаоса и открыв легкие для того, чтобы в них гулял океанский ветер. Меня не давило величие этой картины, просто я вновь пожалел о том, что не я тот рыцарь, неудачно пошутивший о Свете и Тьме и явившийся самонадеянному атеисту Берлиозу в образе наглого гаера Коровьева. Повезло! Ему просто повезло. Его шутку услышали и не оставили без внимания: сразу попал буквально в высший свет. А здесь шути не шути, каламбурь не каламбурь, а океан все равно не перекричишь, да и места в той самой свите уже заняты. Ну что же, Солнце склоняется, и мне пора. Поеду и послушаю, что мне расскажет этот потомок Штирлица. Надеюсь, что не умру со скуки…
Der Spinne SS
Умереть со скуки не пришлось. Без четверти девять вечера, на том же самом месте, что и днем, стоял тот самый «Volvo» с дипломатическими номерами. Я подъехал, вновь склонился к опущенному стеклу:
– Здрасьте вам.
– Здорово, парень. Вот так гораздо лучше, на велосипеде-то. Совсем другой человек. Здоровье пропить – дело несложное. А вот сохранить его – это, брат, штука достойная и полезная. Водочка, она никого еще умнее и счастливее не сделала. Так что бросай к чертовой матери лакать, а поедем мы с тобой лучше куда- нибудь посидим. Послушаешь, что я тебе расскажу о твоем клиенте.
– Клиенты у шлюх и менеджеров по продажам, а у меня подопечные.
– Ладно, не цепляйся к словам. Куда поедем?
– Мне надо сперва привести себя в порядок, принять душ, переодеться. Подождете? Я быстро. А вообще-то, когда я нахожусь в месте, где отовсюду слышна испанская речь, то по части еды я не могу думать ни о чем, кроме хамона. Вы почти абориген, быть может, вы знаете какой-нибудь ресторан, где можно попробовать настоящий Jamon de bellota и залить его бутылкой чего-нибудь местного, по уровню не хуже, чем Rioja Ardanza.
– Это легче, чем ты думаешь. Есть именно такой ресторан, один из самых пафосных и дорогих по местным меркам. Называется Museo del Jamon. Ехать туда минут пять, не больше.
– Отлично! Я быстро…
Ресторан «Музей хамона» ненавязчиво располагался прямо на Avenida 9 de Julio, примерно в пяти кварталах от обелиска, на углу 9 Julio и Avenida de Mayo. Мне он не понравился. Было в нем что-то от кооперативных кабаков Москвы начала 90-х. У входа встречали две профурсетки в безвкусной униформе: узенький черный пиджачок с рукавами-фонариками и короткая юбка, еле прикрывающая ноги, обтянутые колготками не то телесного, не то белого, а скорее, какого-то пошлого телесно-белого цвета. Я терпеть не могу ни чулок, ни колготок телесно-белого цвета. Они не сексуальны и больше походят на ординарное нижнее белье из того, что не стоит демонстрировать никому, кроме зеркала в личном трюмо. Одна из них, грудастая шатенка с большим носом и на каблуках такой высоты, что было совершенно непонятно, как она может стоять на них и не терять равновесия, проводила нас к удобному угловому столику. Тот, на счастье, оказался никем не заказанным. Положила на стол меню и ушла, чрезмерно виляя узкими бедрами. Я огляделся: то был большой и ярко освещенный зал, что само по себе не создавало уюта. С балок потолка свисали драгоценные окорока. Слева от барной стойки виднелась лестница, ведущая на второй этаж, похожий размерами и высотой потолка на голубятню. Впрочем, я уже перестал удивляться тому, что московские рестораны, во всяком случае по качеству и изощренности интерьеров, давно оставили весь остальной мир позади. Двум нашим гениям ресторанного дела, господам Новикову и Бухарову, следовало бы давать платные уроки для тех, кто мечтает открыть красивый и успешный ресторан. Хотя я думаю, что никому из них деньги уже не интересны, а работать без прибыли они не привыкли. Поэтому Москве предстоит так и остаться ресторанной мировой столицей, а Аркадию Новикову и Игорю Бухарову войти в историю как создателям мест, где хорошо естся, пьется и сидится и, находясь среди людей, не напрягает их присутствие. Никто никому не мозолит глаза и не лезет взглядом в тарелку. Это просто невообразимо, до какой степени мастерски продуман в их заведениях дизайн. «К Новикову» и «к Бухарову» люди ходят как к старым друзьям, а если кому-то кажется, что цены в их заведениях слегка высоковаты, то он может попробовать «соорудить порционные судачки а-ля натюрель на собственной кухне».
– Давайте-ка вы все-таки представитесь, а то мне уже надоело придумывать для вас все новые и новые имена и прозвища. Я, знаете ли, не люблю повторяться, поэтому кем только вы у меня не были. Итак, вас зовут?
– Виктор Петрович Кирьянов. Для тебя просто Петрович. Так и удобно, и демократично.
Услышав это имя, я содрогнулся и изумленно уставился на своего собеседника:
– А вы случайно не родственник покойного Кирьянова, тоже, кстати, Виктора Петровича, сотрудника 1-го отдела КГБ, начальника шифровальной службы Внешторга?
– Вообще-то я его младший племянник, сын его родного брата, также младшего, а ты-то его откуда знаешь?
– Я откуда?! Да это мой покойный тесть, царствие ему Небесное! Боже мой! Да что это такое! Одна поездка, и такое количество совпадений, что мой рассудок просто отказывается принимать это как данность. Такое впечатление, что это какая-то заранее спланированная не то провокация, не то черт знает что!
– Постой, постой… Так ты тот самый парнишка, за которого Лерочка выскочила замуж и тогда еще вся семья ее осуждала?
– Ага, тот самый. Как видите, Петрович.
– Так, выходит, ты мой родственник! Хоть и седьмая вода на киселе, но родственник, так, что ли?
