мстителей разразилась громовым хохотом. Даже невозмутимый Вадим не удержался и прыснул, что называется, «от души».
На пороге той самой комнаты, из которой ловкая «Наташчя» так виртуозно сбежала вместе с вещами Андрея Второго и Геры, стояли двое совершенно голых японцев, напоминающих по комплекции борцов- сумоистов. Впрочем, назвать их совершенно голыми было бы неточно, так как на ногах каждого из них были надеты трогательные белые гольфы, доходящие почти до колен. Японцы, не видя еще наших четверых следопытов, видимо, пылко выясняли отношения: они тыкали друг в друга толстыми, как колбасные батоны, указательными пальцами и страшно ругались:
– Тикусёмо! [5] – вопил один, брызжа слюной на собеседника.
– Кэцу! Тэмаэ! [6] – не уступал другой и грозил в ответ кулаком.
– Кусотарэ! Тикусё! [7] – совершенно вышел из себя первый и, размахнувшись, вдруг ударил своего визави по уху.
– Маау! [8] Тэмаэ! – И оба принялись обмениваться страшными ударами тяжелых кулаков. Со стороны все это выглядело как отличная комедийная сцена.
Андрей знаком попросил всех удалиться и подал пример, первым двинувшись в сторону машины. Все остальные, корчась от смеха и ежесекундно оглядываясь на сцепившуюся парочку в гольфах, последовали за ним. В салоне, откинувшись на удобный диван лимузина, Андрей, утирая слезы, выступившие от солидной порции недавнего смеха, сказал:
– Вы знаете, Вадим, после того, как я увидел этих несчастных в их дурацких белых гольфах, я словно посмотрел на нас с Герой со стороны. Очевидно, это было так же смешно и нелепо. И я подумал, что, расстреляв эту шайку, буду сильно неправ. Ведь каждый исполняет на этой земле свою, одному ему предназначенную роль. И этот таракан-сводник, и этот лихой водила-таксист, и эта Наташчя – все они прекрасные учителя для таких зарвавшихся лохов, как мы. Ведь те, у кого больше денег, чем у остальных, зачастую получают их взамен на чьи-то потери, считая себя самыми ловкими, оборотистыми. Но, накалывая ближнего своего, даже и окружив себя тремя поясами обороны из джипов и мордоворотов, ты не застрахован от такой вот замечательной шайки-лейки, после проделок которой вновь чувствуешь себя самым обычным обманутым вкладчиком, дольщиком, простофилей, поверившим в то, что «шарик вон под той скорлупкой». Для меня и моего товарища это хороший урок, и я говорю – отбой. Не надо больше никого искать. Я только жалею, что не сообразил снять этих ругающихся сумоистов на видео, чтобы послать в программу «Сам себе режиссер». Думаю, что слава документалиста мне была бы обеспечена.
Гера с облегчением вздохнул, а Мовлади впервые за те несколько часов, что они колесили по городу, с уважением поглядел на Андрея Второго и протянул ему руку.
Андрей машинально и, чуть позже, с некоторым недоумением пожал ее. Несколько минут ехали молча. Затем Андрей не выдержал:
– А мне Палыч рассказал, что вы с ним вместе служили. Стало быть, вы бывший офицер? Чекист?
Мовлади кивнул:
– Было дело. Джохар тоже служил. Летчиком был, а кем стал? Трупом он стал. Когда-то мы все служили одной великой стране, а после того как трое шакалов, залившись в Беловежской Пуще водкой, предали ее, то служить стало некому. И тогда каждый из нас нашел себе что-то новое для того, чтобы служить этому «новому». Палыч вот вам служит. Я… – и Мовлади махнул рукой, дав понять, что разговор закончен. В машине установилось тяжелое молчание.
Гера решил немного разрядить обстановку:
– Мужики, я вот только одного никак не могу понять: а с чего это сумоистов трахаться потянуло? Я думал, что они не могут. Ну, во всяком случае, разнообразия в сексе Наташчя бы от них не дождалась.
Мовлади повернулся к нему:
– С чего это ты взял?
– Ну как же! Как известно, в природе существуют три степени зеркальной болезни у толстых мужиков: первая – это когда мужик не видит свой член потому, что мешает живот, вторая – это когда мужик не видит кончиков своих ступней по той же причине, а третья, когда он не в состоянии увидеть, кто это там делает ему минет!
Андрей, Мовлади, Котик и даже шофер дружно захохотали. Затем каждый принялся рассказывать анекдоты, и так, незаметно и весело, они доехали до «Хайята». Мовлади пожелал им впредь «не попадаться», оставил на всякий случай номер своего мобильного, и длинный белый «Шейх-стандарт» увез его в стамбульскую ночь.
Дальнейшие события той поездки ничем достопримечательным отмечены не были. Не принимать же, в самом деле, во внимание правдивую историю о том, как один из членов их группы, какой-то пивоторговец из Екатеринбурга, уснул на заднем сиденье автобуса, отвозившего их в аэропорт, с зажженной сигаретой в зубах. Сигарета вывалилась, сиденье загорелось, всем пришлось эвакуироваться и ждать следующий автобус. И совсем ни к чему вспоминать, как совершенно невменяемый от алкоголя очередной московский закупщик Толик Акушанов, услышав, как наверху минарета стал выводить свой намаз муэдзин, прилюдно встал на четвереньки и принялся выть и дрыгать правой ногой, за что был справедливо препровожден в полицию. И уж точно не стоит предавать огласке тот позорный факт, что один из московских фирмачей во время обратного перелета настолько «устал», что уснул прямо в туалетной кабинке, где его ухитрились забыть, и он долго потом пытался выбраться из отбуксированного на стоянку, всеми покинутого и закрытого самолета.
Гера благополучно вернулся в Москву, и долго еще после этого случая в Стамбуле они с Андреем вспоминали, как бегали по городу, завернутые в обрывки простыни, и наступали босыми ногами в собачьи кучи…
Бабулина победа
Шло время. Герману никто не мешал строить его мост в новую жизнь, который он складывал из денежных кирпичиков. С Калугиным они прекратили общаться вовсе. Гера на удивление спокойно отнесся к этому окончательному охлаждению в отношениях, честно признавшись себе в том, что он не в состоянии помогать Калугину, ничего не получая взамен. Этот простой вывод ошибочно укрепил в нем собственную кажущуюся правоту, а добра Гера, как правило, не помнил, да и не понимал он, что это такое, так как сам никогда ничего доброго в своей жизни не совершил. Просто не утруждал себя этим, принимал как должное также и то, что настоящих преданных друзей у него никогда не было. А то, что Калугин как раз имел все шансы стать именно таким нужным и верным другом, Герман так и не понял и с легкостью вычеркнул его из
