– Не хочется сюда возвращаться.
Валя грустно улыбнулась:
– А у меня выбора нет. Через двое суток новое дежурство.
Они некоторое время шли вместе и у ворот больницы остановились. Гера, заметив свой потрепанный «уазик», понял, что ему придется расстаться с рыжей медсестрой, и скорее всего, что навсегда.
– О чем ты сейчас подумал?
– О том, что вон там стоит моя машина и мне надо ехать. Очень жаль…
– А тебе обязательно?… Ехать прямо сейчас.
– Да вообще-то я и так уже задержался прилично. Меня станут искать.
– Твоя семья?
– Нет. С работы.
– А как же семья?
– У меня вместо семьи кот. Ему наплевать, где я.
– А у меня бабка. Она полоумная и не встает уже. Так вот и живу: сутки в больнице, двое с бабкой. Весело, правда?
Гера растерянно кивнул:
– Веселее не бывает. Ты далеко отсюда живешь?
– Двенадцать остановок на рейсовом автобусе. Ходит раз в час.
– Я тебя подвезу.
– Спасибо, что предложил. Я бы сама не стала напрашиваться.
– Почему?
– А ты не слышал, что рыжие девушки сплошь недотроги и гордячки?
– Поехали, недотрога. За каждый грамм бензина я потребую от тебя множество мелких услуг.
– А именно?
Она вот-вот была готова обидеться, и это так удивило Геру, что он рассмеялся:
– Душ, кружка чаю, бутерброд. Хочется человеческого отношения после казенных харчей. Я заплачу, сколько скажешь.
Она закусила губу и насмешливо поглядела на него:
– Чего, такой богатый? Поехали, будут тебе и душ, и бутерброды. У нас городок хоть и маленький, а люди гостеприимные. За чай денег не берут.
…Городок N и впрямь был маленьким, тысяч в сто жителей или около того. Состоял преимущественно из каменных, двухэтажных, вросших в землю домиков еще царской постройки или же из деревянных, тоже двухэтажных, чей возраст был не меньше. Посредине городка стоял памятник Карлу Марксу. У памятника был отбит нос, отчего Маркс был похож на растрепанного бомжа-сифилитика. Возле памятника лежали бездомные дворняги и лениво тявкали на редких прохожих и еще более редкие автомобили. «Уазик» они тоже облаяли без всякого энтузиазма.
Валя поглядела на дворняг через боковое стекло и внезапно спросила:
– Ты читал в детстве «Приключения Буратино»?
Гера на мгновение отвлекся от дороги и посмотрел на нее:
– А при чем тут?… Читал, конечно.
– Помнишь там описание столицы Страны Дураков?
– Смутно.
– Жаль. Просто наш городишко очень подходит под это описание. Словно с него писали. М-да…
Она тяжело вздохнула и замолчала. Гера не стал ее разубеждать. Зачем, если то, что она сказала, стопроцентная правда? Убожество русской провинции – это особенное, ни с чем не сравнимое убожество, не имеющее начала и, что самое грустное, не имеющее конца. В русской провинции ничего не меняется, лишь ветхость и тлен правят здесь, делая свое дело и превращая живую природу русской провинции в неживую.
– А где твои родители, Валя?
«И черт меня дернул задать этот вопрос. Вон как она изменилась в лице, наверняка у человека с этим вопросом связана целая трагедия, а я тут лезу со своим любопытством».
– Не спрашивай меня. Я не люблю об этом говорить. Мне тогда сразу хочется напиться до беспамятства, а здесь и так спиться – самое обычное дело. Так что не усугубляй мой латентный алкоголизм.
Гера в очередной раз поразился ее манере говорить. Скорее – это манера столичной образованной девушки из хорошей семьи, чем обычной медсестры из глубинки. Таких раньше называли простолюдинками. Где простолюдинка научилась ТАК говорить? Что-то здесь не так. Неувязка, несоответствие места и характера. Загадка! Есть в России самородки, всегда водились, и можно до сих пор встретить в глухой тайге лесника, от нечего делать выучившего французский по самоучителю. Зачем это ему? С медведями, что ли, разговаривать? А поди ж ты, выучил человек…
– Ты любишь читать? Много читаешь?
– Да, записана во все городские библиотеки, которых здесь аж целых две.
– А что в основном читаешь?
– Историческое. Этот город можно или возненавидеть до исступления, или заставить себя его полюбить. Я пробую, книги помогают. Приедем, я тебе покажу свой медвежий угол. Могу поспорить, что столько книг в одном медвежьем углу сразу ты никогда не видел.
– Почему медвежий угол? Больше подходит другое слово. Будуар, например…
Она фыркнула:
– Будуар – это для сытых кошек, а мы так, по-медвежьи. Медведи из круглосуточной, всесезонной берлоги, жаль только, что в спячку на полгода не получается…
Они подъехали к двухэтажному каменному домику на четыре малюсенькие квартиры. Стены из кирпича, поседевшего от времени, синие, недавно выкрашенные рамы. Во дворе столбы с бельевыми веревками и лавочка без спинки. Возле лавочки стояла пустая пивная бутылка из пластика, а земля вокруг была щедро усеяна сигаретными фильтрами. Под самыми окнами квартиры на первом этаже стояла «Волга», водитель которой, казалось, затормозил в последний момент, иначе въехал бы прямо стену.
– Становись так же, как он, вот мои окна.
– А зачем так близко?
– Делай, что тебе говорят, а то колеса скрутят. Здесь наркоманы этим промышляют, – пояснила она, – а у тебя драндулет популярный, значит, и колеса от него на раз уйдут. Так что не думай, прижимайся прямо боком к стене, я с твоей стороны вылезу.
…Квартирка, оказавшаяся еще меньше внутри, чем казалась снаружи, была чистенькой, точно корабельная палуба. Видно было, что Валя драила ее регулярно и часто. Для Геры нашлись резиновые тапочки, и это было единственным истинно мужским предметом во всем доме. Запах старости, смешавшись с запахом цветения юности, дал занятный оттенок чего-то очень уютного, словом, квартирка была милой и располагала к чаепитиям, употреблению умеренного количества коньяка и разговорам. Бабка сидела на кухне и смотрела в окно, на звук шагов вошедших она никак не отреагировала. Валя подошла к ней вплотную, склонилась над ее седой головой и довольно громко сказала прямо в ухо:
– Я дома!
– Я слышу, не оглохла еще, – проскрипела в ответ старуха.
– Пойдем, я тебя отведу.
– Нет, – бабка упрямо покачала головой, – не хочу. Здесь посижу.
Валя всплеснула руками:
– Да за что же мне это, а?! С ней тут возишься, а она кобенится: хочу, не хочу. Вставай, говорят тебе!
Бабка, что-то причитая себе под нос, встала, опираясь на Валину руку. Валя отвела старуху в ее комнату и вернулась назад. Гера нерешительно стоял возле кухонного стола и, увидев Валю, пробормотал:
– Может, я пойду?
– А чего так? Никогда не видел бабку с придурью?
– Да нет, дело не в этом… Просто, может, я мешаю?
