переспать с сестрой, отец с дочерью...
Джон вдруг похолодел от мысли, которая ему почему-то до этого не приходила в голову.
- Не останавливайся! - вскричала Алисия, - молю, не останавливайся!
Он продолжил уже как бы из чувства некоего долга. Он долбил ненасытную вагину Алисии, чтобы побыстрей закончить акт. А она все не кончала, она, наоборот, только разогрелась и вскрикивала как-то однообразно: 'о-хо-хо! о-хо-хо!' Наконец, когда уж Джон потерял всякий счет времени, Алисия зарычала и вонзила острые ноготки в его спину и потянула вниз. Это означало, что у нее начался оргазмический прилив.
Джон подумал, что он, как писатель, для полноты знаний о человеке хотел бы испытать женский оргазм. Какой он? Когда они поженились с Джулией и проводили половые эксперименты, она рассказывала, что вагинальный оргазм сначала играет далекими приливами и отливами, приближается как гроза, а потом вдруг пронзает как молния от матки до макушки головы и длится, длится, длится, всю тебя затопляет, а потом снова играет приливами и отливами, но уже неспешно удаляющимися. И вдруг, при изменении положения тела, иногда приходит вторая волна. Эту, вторую волну, очень любила Джулия и огорчалась, когда она не приходила...
'Ну и в чем разница? - спрашивал Кейн, - мужской оргазм тоже приближается как бы издалека, тоже затопляет и удаляется...' - 'Разница в том, - объяснила Джулия, -, что мужской оргазм сосредоточен снаружи (хотя конечно все происходит в мозгу, но проецируется по-разному), а у женщин оргазм бушует глубоко внутри. Отсюда он и глубже и острее, и дольше'. - 'Жаль, что я не смогу приобщиться к этой благодати'. - 'И не надо, а то станешь педиком'. - 'Давай, лучше поймаем еще одну волну'. - 'Я хочу на ковре'. - 'А ты его чистила?' - 'С утра пылесосила'. - 'Ну давай. Кама-сутра, позиция номер 68-я...'
Далеко от берега во тьме сиял иллюминацией круизный лайнер: то ли удаляющийся, то ли приближающийся. Бухал прибой. Шелестели шевелюры пальм под бризом.
- Может быть, пойдем ко мне в отель? - спросила Алисия, когда они одетые сидели на песке и курили.
- Знаешь, Алисия, я, кажется, отсюда уеду.
- В Нью-Йорк?
- Нет.
- А-а, в кругосветное плавание?
- В Россию.
- Что?! Да ты с ума сошёл, Джон. Там же этот, как его... ГУЛАГ, кажется... И потом снега, метели. Медведи, наконец.
- А ты знаешь, что говорят русские про твою Бразилию?
- Что? - Алисия заранее прищурила глаза, ожидая какую-нибудь гадость.
- Что Бразилия - это страна, где много диких обезьян. Это я один русский фильм смотрел...
Алисия долго хохотала, так что стала икать.
-- Кто им сказал такую глупость?
- Тот же, кто сказал тебе про Россию.
- Когда же ты уезжаешь?
- Я еще не решил. Но как решу - сообщу тебе первой.
- Ну так что, останемся здесь или пойдем в отель? - Алисия томно потянулась.
- Нет, пожалуй, пойду в свой ковчег.
- Хочешь, чтобы я пошла к тебе?
- Не подумай, что я ищу отговорки, но у меня там мальчик спит.
- Какой мальчик?
- Брат Аниту. Мы с ним сегодня по городу гуляли и все такое... - Джон бросил окурок. Волна слизнула его длинным языком и уволокла в прибой. - Тебя проводить?
- Зачем? - усмехнулась синьора Ферэрра. - Я так разохотилась, что мне сейчас никто не страшен... А вот и провожатый! - вскричала она. - Мониту! Эй! Иди сюда!
Из воды, зажав под мышкой разукрашенный борд, вышел местный Пушкин (опять руссизм, подумал Джон, всё, всё зовет меня туда), курчавый, смуглый, молодой, сложен как олимпиец. И гениален, черт побери!
- Вот с кем я встречу зарю, - бесстыдно сказала синьора Ферэрра и повисла на руке поэта- сёрфингиста. - Не так ли, Мониту?
- Си, синьора,- кивнул мокрой кудлатой головой олимпиец.
- Как вы плаваете в темноте? - обратился Джон к Мониту только для того, чтобы замять эту бордельную ситуацию.
- Плавает merde*, а я катаюсь, - ответил Мониту.
*[дерьмо (фр.)]
- Извините, я не правильно выразился. Как вы катаетесь в темноте?
- Море светится, - лаконично ответил поэт.
Алисия Ферэрра потянула за руку молодого человека в сторону отеля. Они пошли по пляжу встречать зарю у нее на лоджии, а он пошел к причалу, где стояла его яхта.
Сторож причала, малый из местных (то ли 30-ти, то ли 60-ти лет - белому очень трудно определить возраст аборигенов, когда тот одет), приветствовал Кейна со всем радушием человека под хорошим алкогольным кайфом. Утопал он в скрипучем плетеном кресле, а рядом с ним на табуретке стоял лоток со льдом, набитый жестянками с круговой надписью 'Пабст'. Кейн подумал, кто это такой расщедрился и так по-царски угостил мужика. Потому что у самого этого типа никогда не было денег на выпивку. Но тем не менее он всегда был навеселе.
- Янки, угостись! - сказал мужик, вытягивая из охладителя полную жестянку.
В его устах это было новое выражение. Потому что обычно он говорил совсем противоположное: 'Янки, угости'. И его угощали. Но никогда так щедро, как сегодня. У него было никак не меньше ящика пива.
Джон Кейн провел ребром ладони по кадыку, показывая, что сыт и пьян по горло. Сторож не обиделся. Ему же больше достанется. С легким пшиком открыл очередную банку, сделал хороший глоток и, вытянув голову, удовлетворенно рыгнул.
Кейн пошел по дощатому бону к своей номерной стоянке. Его красавица яхта стояла ровно, умело расчаленная ребятами из причальной бригады Охама. Габаритные огни были погашены, кроме белого топового на верхушке грота, но палуба хорошо была освещена энергосберегающими галогеновыми фонарями, укрепленными над кокпитом, по линии кают и на корме. Иллюминаторы же кают были непроглядно темны.
Кейна кольнуло чувство брошенности. Он с теплом вспомнил, что обычно его возвращение из города приветствовал теплый оранжевый свет, льющийся из кают, и музыка играла, и Аниту встречала его, стоя на пороге, по обыкновению одетая только в свою шоколадную кожу...
Едва Джон Кейн ступил на палубу своей яхты, как со стороны города послышались завывания сирен. По авеню Республики в сторону Президентского дворца промчались две, нет - три 'амбуланцы', озаряя чернобархатную ночь вспышками бело-голубых огней мигалок. За ними пронеслись шикарный 'шевроле', на котором ездит префект или супрефект (их писатель всегда путал), в сопровождении автомобиля жандармерии.
Джон остановился в раздумье, что бы это значило? Потом вспомнил - сегодня же во Дворце идет прием - скромное суаре на 200 персон. Вот и вызвали медицинское и полицейское подкрепление. Событие-то не рядовое. Президент справляет юбилей - 50 лет! Приглашены все ВИПы, в том числе и он, Джон Кейн. Причем, приглашен лично Президентом. 'Надо же, запамятовал. Пожалуй, Фунек был прав, ну и свинья же я'.
И кроме того - упустил единственное свое паблисити. Джон уже был как-то раз, почти сразу по
