кончено (ведь Чаплин в результате травли покинул пределы Соединенных Штатов), как вдруг г-жа Шинли задала вопрос: «Скажите, считаете ли вы, что большинство свидетелей от комиссии говорили правду?» Хелман ответила, что члены комиссии, по ее мнению, получили те ответы, которые желали получить, игра шла по их правилам. «Я так и думала, — ответствовала г-жа Шинли, — многие из них лгали, но они еще ответят за это». Хелман позволила себе выразить мнение, что такие, как она, вынуждены заниматься поисками работы, а те, кто лгал, процветают. «Да, конечно, — протянула г-жа Шинли и почти улыбнулась. Потом, справившись с собой, задала новый вопрос: — Есть ли у вас намерения встречаться и Европе с кем- либо из политических фигур?» Я ответила, что почти никого не знаю, за исключением Луи Арагона и его жены Эльзы Триоле и, может быть, кое-кого из тех, кто дрался в Испании. «Вы могли бы дать мне подписку в отношении нежелательных встреч и обещать, что не станете принимать участие в политических движениях?» Чувствуя в ее вопросе какой-то подвох, я ответила, что никогда не участвовала в каких-либо европейских политических движениях, кроме того, что всегда выступала против нацизма и фашизма. В этом могу подписаться. Но обещать не встречаться со старыми друзьями не могу».
Паспорт после долгой волокиты Хелман все-таки получила. И хотя ЦРУ следило за пой в Лондоне, а потом в Риме, где она жила какое-то время, была возможность — пусть с оговорками и почти за так — заниматься любимым делом (впрочем, и ей пришлось в самые трудные дни работать в Нью-Йорке продавщицей в магазине — под чужим именем). Других лишали и этого. Вот письмо протеста одной из жертв «разоблачительной» деятельности комиссии, оно написано в августе 1954 года: «43 года как я пользуюсь всеми правами гражданина этой страны… У меня безупречная репутация работника компании «Шевроле», где я тружусь уже 20 лет. Но время второй мировой войны я честно исполнял свой долг и награжден медалью «Бронзовая звезда»… С момента вызова в комиссию я работал лишь две недели. Меня избили так, что я слег на целый месяц со сломанными ребрами… не знаю, что будет дальше…» Этот крик души был услышан: члены комиссии громогласно заявили, что именно такую реакцию «патриотов» и такое унижение «красного» они и желали видеть… Никто, правда, не поднимал особого шума, когда брошенный за решетку сотрудник министерства торговли Уильям Ремингтон был при непонятных обстоятельствах убит в тюрьме. Через избиении своих инакомыслящих подводили к ненависти межгосударственной: даже видимость дружбы с русскими, возникшую во время воины, хотели уничтожить в зародыше. Теперь, когда фашистская Германия была разбита, «русского Ивана» из доброго увальня усиленно превращали в кровожадного медведя. Процесс этот был, конечно, постепенным, заданный образ врага, «громилы устоев демократии», вырисовался не в один день. Беру американские газеты того времени: «Саботаж на 12 заводах — виноваты коммунисты», «178 красных в Цинциннати, включая 1 профессора, 3 докторов, 16 профлидеров» и так далее. Стоит заменить «коммунистов и красных» на «агентов империалистических разведок», и возникает поразительное сходство.
Хелман: «Большинство коммунистов, с которыми мне приходилось встречаться, казались людьми, желавшими улучшить мир. Многие из них выглядели отменными глупцами, некоторые — просто чокнутыми, но это не означает, что их надо было непременно разоблачать или отдавать на растерзание людям, жаждавшим сенсаций, с помощью которых они надеялись сделать собственную карьеру. Одна из самых больших ошибок, допущенных местными коммунистами, заключалась в том, что они пытались копировать русских, людей абсолютно с ними не схожих, людей с другой историей. Американские коммунисты приняли теорию и практику русских с энтузиазмом любовника, чья возлюбленная не может пожаловаться, потому что знает на его языке всего несколько слов; возможно, это именно та любовница, о которой мечтают многие мужчины, но она хороша в постели, а не в политике. Те, кто ненавидел коммунистов, особенно среди интеллигенции, много писали и говорили о насилии, которому они могут подвергнуться со стороны американских коммунистов… но американские радикалы, которых я встречала, вовсе не выглядели насильниками».
И тем не менее кампанию развернули такую, что до сих пор два великих народа смотрят друг на друга с величайшим предубеждением.
В комиссии на людей кричали: «Вы покрываете пособников Сталина!» Людей запугивали, над ними издевались. В 1957 году покончил с собой талантливый ученый-биохимик из Стэнфордского университета Уильям Шервуд. Он оставил записку, что не сможет перенести открытых заседаний комиссии, которые должны были передавать по телевидению. В комиссию Шервуда вызвали только за то, что в 1934 году он помогал отправлять медикаменты в Испанию. Возмущению тех, кто знал покойного, не было предела, вместе с ними возмущались и члены комиссии: они сожалели, что погиб «свидетель, который многое мог рассказать о подрывной деятельности». Вдову Шервуда, когда она выразила желание сделать в комиссии заявление от имени четырех детей погибшего, выслушать не пожелали…
В том же 1957 году скончался Джозеф Маккарти, человек, с именем которого ассоциируется разгул антикоммунистической истерии в Соединенных Штатах. На свете он прожил недолго, а в историю попал, можно сказать, незаслуженно. Родился Маккарти в 1908 году. В 1936-м баллотировался по списку демократов на должность окружного прокурора, три года спустя — на должность судьи, но уже как республиканец. Во время войны познакомился с лейтенантом Джоном Кеннеди, впоследствии часто посещал дом отца будущего президента. Глава клана, посол Джозеф Кеннеди, отличал его, помогал осваиваться в политических кругах, финансировал избирательную кампанию — в 1946 году Маккарти неожиданно для многих стал сенатором в Конгрессе от штата Висконсин. Связей с кланом Кеннеди Маккарти не прерывал, различная партийная принадлежность вовсе не мешала, — напротив, в свою очередь он мог оказать ряд услуг: содействовал победе Джона Кеннеди на выборах в сенат, по просьбе главы клана пристроил а младшего Роберта к себе в штат.
Звезда Маккарти начала закатываться при Эйзенхауэре: потеряв чувство меры, он посягнул на высшие эшелоны власти, перестал уважать какие-либо авторитеты. Администрация умело воспользовалась бесцеремонными, непродуманными действиями сенатора, возомнившего, что ему дозволено все. В Конгрессе неэтичное поведение Маккарти подвергли осуждению коллеги — они решили отделаться от него, ибо ждать от «сумасшедшего» можно было что угодно. В 1956 году Маккарти еще собирался баллотироваться в кандидаты в президенты, но к тому времени его уже списали по всем статьям и всерьез не воспринимали. Хронический алкоголизм усугубил бесславный конец.
Но с уходом Маккарти с политической арены, а потом и из жизни не прекратила действовать родившаяся раньше его и пережившая его система «разоблачений». Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности продолжала активные операции. С 1955 года, когда ее председателем стал демократ Фрэнсис Уолтер, комиссия, фактически, превратилась в постоянное подразделение политической полиции, лишь замаскированное под орган законодательной системы. Методы «разоблачений», впрочем, остались старыми, а объекты — только «коммунистическими». Уолтер мог допекать членов Национального совета христианских церквей, преследовать известного певца Питера Сигера, с пристрастием допрашивать 110 учителей из Калифорнии, но повторял утверждения своих предшественников, что ку-клукс-клан и профашистские объединения вне ноля его патриотической активности, так как являются «внутренними» организациями: в его понимании это означало отсутствие «руки Москвы». Все правые силы давно стали союзниками комиссии, и никого не удивило в 1961 году пикетирование Белого дома молодчиками из Американской нацистской партии. Они хотели поддержать комиссию, против действий которой нарастал протест. Возник и начал работу Комитет граждан за защиту американской свободы, члены его доказывали антиконституционный характер комиссии. Было нелегко: те же фашиствующие элементы не ограничивались только угрозами, совершали нападения, терроризировали (секретарю Комитета Франку Уилкинсону даже отказали в этой связи в страховке жизни). Но протесты продолжались. Мощные студенческие демонстрации под лозунгами ликвидации комиссии прошли в Сан-Франциско, где комиссия бесчинствовала во время своих выездных сессий в 1953, 1956, 1957 и 1960 годах. Гувер поспешил окрестить эти выступления «бунтами, подстрекателями которых стали коммунисты». Но даже члены верховного суда США вынуждены были заявить, что комиссия, «возможно», превышает свои полномочия и незаконно присваивает право вольно толковать понятие «антиамериканская деятельность»: от связей с агентами иностранной державы до случайно оброненного слова…
Лиллиан Хелман, заканчивая книгу «Время негодяев», замечает: «Я написала, что освободилась от воспоминаний, вылечилась. Но это верно только в общих чертах, потому что не верю я, что можно вылечиться полностью. Прошлое, со всеми его удовольствиями, наградами, глупостью, бедами, всегда с нами, так и должно быть. Сейчас, когда я заканчиваю повествование об этом далеко не приятном периоде
