отправляющимся к царю-изгнаннику. Сей гиппагрет Иамид некогда приносил присягу царю Павсанию и считался одним из самых преданных ему людей. Однако сие неожиданное заявление вызвало у царевича Пирра сомнение, заставив заподозрить скрытый подвох и хитрость Агиадов. Эврипонтид опасался предательства, хотя полемарх Брахилл подтвердил, что знает Иамида как солдата честного и преданного. Пирр заявил, что предпочитает, чтобы отряд номаргов повел к отцу кто-то из людей, кого он знает лучше. Сейчас же Эпименид, сын Ариона, давний соратник царя Павсания, вызвался возглавить отряд телохранителей. Многие подняли крик, что Триста, лучшие из воинов Спарты, издавна подчиняются собственным командирам, а именно тем из числа номаргов, кто выделился над всеми своими умом и доблестью. Говорили, что номарги не станут слушать человека, едва знающего, с какой стороны держаться за меч (так они называли Эпименида, в молодом возрасте, сразу по окончании агелы, оставившего военную службу). Однако эврипонтиды поддержали Эпименида и стояли на своем. В конце концов было решено, что Эпименид и Иамид будут руководить отрядом совместно, с преимуществом власти у Эпименида. Иамид поклялся именами богов-покровителей, что будет слушаться указаний поставленного над ним командира. Отплытие на остров назначили на 14-е посидеона (третий день перед нонами января)».

Да, именно так. Как ликовали потом, покинув базилику, Пирр и все сторонники Эврипонтидов! Стоило вспомнить, сколь долго мечтали они заполучить контроль хотя бы над частью отряда Трехсот, и вот начало положено. Им удалось переиграть Агиадов их собственными костями! «Это была действительно важная победа – предвестница великих перемен», – сказал стратег Никомах. Ион прикинул, не внести ли эти слова стратега в рукопись, но, поразмыслив, решил, что не стоит. Потому что фактического содержания в них нет, одни эмоции и неподтвержденное пророчество. А настоящий историк, Ион это точно знал, должен воздерживаться и от того, и от другого.

Он снова протяжно зевнул. Погоди, Гипнос, великий бог забвения. Дай мне несколько минут, чтобы дописать, и я отдамся твоему страстному зову, принесу тебе в жертву несколько драгоценных часов моей жизни.

«По делу же Леонтиска, сына афинянина Никомаха, царь Эвдамид на уступки не пошел и повелел выдать оного для следствия и суда, как требовали находящиеся здесь же родственники покойных девушек. Эфор Анталкид потребовал от царя, чтобы тот взял под стражу так же Энета, сына Гегелоха, и Аркесила, сына Полигона, „спутников“ царевича Пирра, виновных в нападении на римлян. Эвдамид, однако, в этой просьбе отказал: то ли не желая чрезмерно давить на Эврипонтидов, либо в намерении досадить эфору Анталкиду, а, может, по какой-то иной, неведомой нам причине».

Ион завершил абзац изящным завитком, подул на него, чтобы высушить чернила. Полюбовался немного ровными строчками текста – творением своих рук, – потом бережно скрутил свиток и аккуратно уложил его в деревянный футляр. Затем потушил лампу и, выполняя обещание, данное Гипносу, повалился в кровать и утонул в реке забвения, которую смертные именуют сном.

– Хо, Галиарт! – время, казалось, было не властно над мечником Поламахом: все те же гладкие, обтянутые смуглой кожей скулы, белозубая улыбка и блестящие острые глаза. – Приехал «поплясать» со старым Поламахом, отомстить за подзатыльники и плети, э?

– Упаси меня Зевс фехтовать с тобой, учитель! После каждого раза я целый месяц ощущаю такую ущербность, что едва сдерживаюсь, чтобы не оставить службу и не пойти в повара, – засмеялся сын наварха.

– Хе-хе, – ухмыльнулся мастер меча. – Сладкоречивый балаболка! Знаешь, как подольститься к неуклюжему и слепому старику!

– Леонтиск как-то сказал, что если бы он был хотя бы наполовину таким «неуклюжим и слепым», то немедленно отправился бы к гиппагретам и потребовал испытания. И через неделю был бы уже в Отряде!

Галиарт отнюдь не преувеличивал: в свои пятьдесят девять Поламах оставался одним из лучших мечников Лакедемона. Никто из молодых воинов, включая Пирра, не смог одолеть старого учителя в поединке. По крайней мере, Галиарт ни разу при подобном не присутствовал.

– В Триста не берут мягкозадых афинян! – отрезал старик. – У нас, хвала богам, пока еще хватает спартанцев.

– Кстати, как поживает наш больной?

– Да чего ему – лежит целый день в постельке, гоняет мух да вешает лапшу на уши Ариадне, моей младшенькой. Предлагал ему «поплясать» немного – отказывается. Рука, видите ли, у него болит! И-эх, клянусь наковальней Гефеста, сразу видно – афинянин, из кислого теста сделанный. Идем, идем в дом, – Поламах махнул рукой в сторону утопающих в кустарнике ворот и отправился вслед за гостем, не прекращая довольно улыбаться.

– Ариадна – это которая, учитель? – поинтересовался Галиарт, шагая к дому по дорожке, выложенной морскими голышами. – У тебя столько дочерей, что можно запутаться… Не та ли большеглазая лань, которая…

– Которую ты, мерзавец, учил целоваться – во-он за тем платаном? – ехидно поинтересовался старик. Галиарт попытался увернуться, но не успел – тяжелая затрещина достигла его затылка.

– Она самая, – как ни в чем ни бывало продолжал старый мечник. – Повелась с вашим проклятым племенем, и испортилась вконец. Работать не хочет, одни парни на уме. Теперь вот трется вокруг этого однорукого. Ну, я ему шепнул, что ежели он ее изнасилует и убьет, то я его за яйца к воротам прибью. Перед тем, как распилить пилой на небольшие кусочки.

– Учитель! – возмутился Галиарт.

– Шучу, шучу! – захихикал старик. Он и раньше любил поиздеваться, и с годами эта «милая» черта его характера только усилилась. Не исключено, что именно она сыграла злую роль в жизни мечника, не позволив ему ужиться с командирами элитных отрядов Спарты – Священной Моры и Трехсот, – в которых Поламах, по слухам, некоторое время служил. Впрочем, доподлинно ничего известно не было.

Дом учителя гопломахии Поламаха стоял на пологом склоне горы чуть в стороне от Амикл, крепкого спартанского поселка, что находился в десяти стадиях к югу от Спарты. Сюда, к своему участку земли и хозяйству, старый мечник удалился, когда ему надоело учить воспитанников агелы искусству владения клинком. И именно в дом Поламаха, верного друга царя Павсания, «спутники» царевича Пирра переправили раненого товарища вечером того же дня, как царь Эвдамид приказал передать афинянина в руки «правосудия».

Друга Галиарт нашел в квадратной, жарко натопленной по случаю холодного дня комнатке на женской половине дома. У постели Леонтиска сидела на стуле ладная девушка лет пятнадцати и жадно внимала его рассказу. Увидев Галиарта, она вскочила, опустила глаза, нервно поздоровалась и, покраснев, выскользнула из комнаты. Еще дитя, а не женщина.

Вы читаете Балаустион
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату