Аниска знала, что чем больше сквернословить в таком месте, тем лучше.
Змей услышал отчаянный призыв знакомой колдуньи и поспешил к ней на помощь.
— Отвяжись, охальник! Видишь: кум идет, — сказала Аниска продолжавшему сжимать ее левую руку Козлу в сапогах.
— Как со мной покумишься, так и я тебе кумом буду, — невозмутимо ответил тот. — А ежели твой красный мне мешать будет, я его и на рога подыму!
Сняв с головы рваный картуз, спутник Аниска обнаружил небольшие, но довольно острые рога. Рога эти недвусмысленно наклонились навстречу подходившему Змею.
Тот заметил движение козлоподобного нечистого, но, делая вид, что не обращает на него никакого внимания, весело закричал молодой ведьме:
— А, Аниска, приплелась-таки, толстозадая!.. Колбасу никак с водкой несешь? Дело!.. Да и козла с собой привела! Это и совсем хорошо! А то наши кухаря жалуются, что козлятины к ужину не хватает. Как раз одну ногу и часть от спины зажарить можно будет… А ты не бойся, приятель! Мы тебе другую ногу, хотя бы лягушечью или собачью, приставим… Эй, вы, кухари, бегите сюда!
Змей свистнул в кулак так громко, что Аниска даже закрыла глаза. Когда она вновь их открыла, перед нею стоял только покатывавшийся со смеху Змей. Скверно пахнущего полукозла и след простыл.
Только мимо Аниски прошмыгнул какой-то болотный, крупный бесенок, примеряя на голову потерянный Козлом при поспешном исчезновении чобот.
— Идем, — сказал Змей. — Сегодня ужин хороший будет. Небось голодна? — продолжал он, любезно щупая на ходу живот своей спутницы. — Колбасу с водкой не забудь Самому у копыт положить, когда поклон класть ему будешь, а не то старухе отдай, которая в черном возле стоит… Он так водке обрадуется, что и спрашивать тебя про дела твои не станет… Не забудь тоже поцеловать боженьку в хвостик, — прибавил он. — Ты так давно здесь не была, что, чай, все порядки забыла…
То обгоняя других, то сами перегоняемые отовсюду стекавшимися на праздник ведьмами и нечистыми, Аниска и спутник ее прошли через вторую цепь ярко пылавших огней. Тут было заметно теплее. Змей подвел свою подругу к высокому креслу, не то из ярко начищенной меди, не то из червонного золота. Около этого подобия трона опять было холодно. Поставив ноги на маленькую красную скамейку, там сидел Некто, большой, недовольно сопящий, крылатый и черный. Синеватый огонек между больших загнутых рогов освещал полузвериный надменный лик с острыми, блестящими, темными, пронизывающими глазами.
Став на колени, левой рукой показала Аниска Сидящему кукиш, а правою повергла к поросшим густою черною шерстью ногам Хозяина праздника бутылку водки и колбасу.
'Не соленая', — не то прошептала, не то подумала она, кладя земной поклон и целуя предупредительно поднесенное к ее губам холодное как лед раздвоенное копыто. Сидящая у трона старуха с коричнево-темным лицом и в черной рубахе спрятала приношение в корзину.
Аниска встала с коленей и, ведомая почтительно изгибавшимся перед Хозяином тем же Огненным Змеем, обошла трон властелина и снова нагнулась, чтобы поцеловать последнего сквозь вырез сиденья. Отблеск ярко пылавших огней трепетал на красноватом металле тронного кресла. Сунувшая было под него голову Аниска внезапно отпрянула в ужасе, но справилась с собою и неимоверным напряжением воли заставила себя поцеловать… свое собственное бледное лицо, безучастным безжизненным взором встретившее поцелуй в холодные, неподвижные губы… Изо рта этого окаменевшего близкого и вместе чужого лица чуть-чуть пахло сивухой.
Змей помог Аниске приподняться с колен и повлек ее в сторону.
— Живо, — не то шептал, не то шипел он на ухо ведьме, — а то он еще расспрашивать станет, сколько скотских и человеческих душ ты загубила, какие болезни наслала, у скольких коров молоко отняла; да потом тебя за твою леность и накажет. Пойдем скорей, пока он твою водку дует!
Вмешавшись в толпу покрытых мехом или одетых в дырявые платья бледных с серо-сине-зелеными лицами чертей и нагих колдуний, Аниска и ее спутник видели издали, как козлоногий Хозяин приказал побить какую-то ведьму, явившуюся к нему без особых заслуг и с пустыми руками.
Не щадя своих длинных хвостов, два черта пребольно стали стегать не то недогадливую, не то слишком жадную бабу. Та громко выла и просила ее отпустить, обещая на будущее время стараться и принести в следующий раз целую четверть самого лучшего самогона и рубль серебром.
Одна за другого подходили к трону ведьмы, хвастаясь напущенными на соседей болезнями, выдоенным до крови скотом, испорченными свадьбами и другими делами. Смуглая с жесткими волосами молодая цыганка приволокла даже украденного ею где-то, хныкавшего потихоньку двухнедельного младенца. По безмолвному знаку Черного Козла десятки рук с крючковатыми пальцами потянулись к подарку, и маленькое белое тельце, жалобно пискнув, исчезло в разношерстной свите владыки ночного празднества. Принесшая дар была благосклонно отмечена когтем властелина, нацарапавшим какой-то знак на лбу осчастливленной колдуньи.
— Пойдем поближе к столам, чтобы место занять получше, — пригласил Аниску Огненный Змей.
— Только нельзя ли подальше от Черного? От хозяина. Я его боюсь. Того и гляди, обидит.
— Ладно. Я и сам не собираюсь тебя ему уступать… Ему только попадись, он на всю жизнь испортит, — отвечал Змей, пробираясь сквозь толкавшихся ведьм, бесстыдно заигрывавших с чертями, и нечистых, хваставшихся нагло своими лошадиными и, ослиными, волчьими и прочими звериными членами. Некоторые явно гордились длинными когтями на пальцах рук и ног. Часть была в шляпах, скрывавших остроконечную маковку головы и рога. Другие, наоборот, не без тщеславия, выставляли последние. Двое или трое имели роговые наросты в виде когтей не только на пальцах, но и на локтях и коленях. Значительное большинство нечистых было обезображено каким-либо недостатком: сбитые на сторону или приплюснутые скотские носы, рты до ушей, косые глаза и торчащие мохнатые уши обнаруживали нечеловеческое происхождение их владельцев.
Аниска невольно взглянула на своего спутника и рассмотрела, что, когда тот смеется, у него видны острые, тонкие, загнутые, совсем как змеиные зубы.
Ведьме стало страшно, и она задрожала.
— Поздно! Разглядывала бы раньше, — грубо сказал Змей и, отвернув лицо, повел Аниску к столам…
На деревянных и глиняных тарелках, блюдах и плошках там обильно были расставлены: толстыми кусками нарезанное сало, мелко накрошенное вареное и жареное мясо, колбаса, гуси, творог, простокваша, груды ломтей сероватого крошащегося, явно с какою-то подмесью хлеба, горы вареного картофеля и большое количество бутылей и кувшинов с напитками. Не было видно ни яиц, ни рыбы, ни солонок.
Около этих столов вертелись уже, похотливо облизываясь и потирая сморщенные жилистые руки, несколько старых ведьм и одна совсем молодая, почти еще девочка, с толстым животом, тонкой шеей и необыкновенно длинным разрезом глупо улыбавшегося рта. Похожие на мочалку волосы торчали нерасчесанными жесткими прядями. Девочка посылала себе в рот ломоть за ломтем со стоящих на краю стола блюд. Около нее сидел, пуская слюну, большой борзой кобель белого цвета.
— Это подменыш. Она должна скоро умереть, — пояснил Змей, заметя удивленный взгляд своей спутницы.
Оттуда, где стоял трон Черного Козла, долетел тонкий, поразительно острый звук серебряного колокольчика. Ведьмы сразу притихли и, сложив руки на животе, замерли с молитвенным видом. Сидевшая на плече у одной из них жаба сделала то же. Вблизи столов прошел толстый, седой, степенный и хмурый не то колдун, не то ведьмак в черной рясе и, быстро подойдя к идиотке-подменышу, ударил ее палкой. Та, глупо ухмыльнувшись, сказала старику какое-то паскудное слово и быстро скрылась под стол. Кобель, которому тоже попало, визгнул и, поджав хвост, последовал за идиоткой…
Среди наступившей тишины явственно долетали наиболее громкие слова проповеди Черного Козла, покрывавшие похожий на весеннее воркование лягушек восторженный шепот колдуний:
— …Вредите!.. Пусть голодают и ропщут… Не жалейте сил… Следите одна за другою… Таитесь от чужих… Воздам тайно… Мстите, мстите, мстите! — закончил наконец Хозяин празднества свою краткую, но сильную речь.
Заметив вдали розовое знакомое лицо и нескладную фигуру Степки, Аниска забеспокоилась, и, лишь когда та села, молодая ведьма заняла место за другим столом, как можно дальше от соперницы.
— Я не люблю ни падали, ни человечины, — обратилась она потихоньку ко Змею, — после них у меня