«Счастье России иметь таких силачей и умельцев. С таким народом, если его не обижать, жить не страшно…»
Итак, не найдя Воронихина на строительстве Казанского собора, Павел Александрович на четверке сивых, запряженных в графскую тяжелую, но удобную для дальних переездов карету, выехал в Павловск, где и нашел Андрея Никифоровича, занятого восстановлением дворцовых комнат и оборудованием их по его собственным рисункам.
Старые друзья, по обычаю русскому, сняв головные уборы, обнялись, расцеловались. После первых радостных восклицаний и обоюдных расспросов Воронихин, заперев комнату, в которой работал над чертежами переустройства дворцовых комнат, пошел показывать Строганову бывшую резиденцию императора Павла.
Строганов побывал во всех залах дворца, в уголках парка, осмотрел все, что сделано в них по плану Воронихина, даже мебель, изготовленную по его рисункам. Затем Воронихин водил Строганова в парк к небольшому мосту, украшенному кентаврами.
Вся планировка Павловского парка с его извилистыми тропинками, живописными берегами прудов и речки Славянки, с мостами, решетками, статуями и самыми неожиданными павильонами удивили Строганова изощренностью замыслов зодчих и садовников.
Больше всего из парковых построек понравился Строганову воздвигнутый в то лето Андреем Воронихиным «Розовый павильон». Это квадратное здание с легкими ионическими колоннами было окружено кустами цветущих роз. Небольшие фронтоны над четырьмя портиками расписаны красочными картинами. В полукруглых окнах под куполом были поставлены арфы. При малейшем дуновении ветра арфы мелодично звучали, словно тронутые рукой невидимого волшебника-музыканта.
Восхищаясь работами Воронихина, Строганов за обедом и умеренной выпивкой в небольшом кругу проживавших в Павловском парке вельмож сказал:
– Хорошо, Андре, очень вы преуспеваете в зодчестве. Но не слишком ли много работы? Так и надорваться можно. Казанский собор, Горный корпус, строения в царских резиденциях, – все это отнимает у вас столько сил. Да еще, как говорят ваши люди, вы и «фармазонить» успеваете. И теперь бываете на собраниях масонов?..
– Ну, это, Павел Александрович, со мной случается редко. Масонство меня привлекло, однако не увлекло. Есть дела поважней. А хожу я сюда и состою в их сообществе постольку, поскольку это потребно и в интересах той среды, в коей я бываю. Да и взгляды их мне не чужды… А что касается дела, то тут приходится успевать. В моей жизни много времени пропало впустую. Теперь догоняю сам себя. И надо спешить – жизнь коротка. Никак не сделать всего, что задумано, зарисовано да в чертежах расчерчено. И еще надо успевать пользоваться помощью вашего родителя, ведь и он, мой добрый покровитель, не два века проживет. А самое важнейшее, Павел Александрович, на что я имею виды и расчеты, – это до конца достроить Казанский собор, чтобы и с южной стороны была такая же колоннада, как и выходящая на Невский проспект.
– Понимаю и представляю… – отозвался Строганов. – Задача большая. Но разве есть в чем препоны?..
– В деньгах, Павел Александрович, и ни в чем более! Камня на колонны около Гатчины в карьерах сколько угодно. Рабочая сила в избытке. Одного недостает – денег!..
– И много надо?
– Миллионов около двух…
– Зная казну государеву, скажу: придется повременить со второй колоннадой. Под Аустерлицем нас проучили, воюем плохо. А в предвидении будущего расходы военные потребуются немалые. Государь знает это и не согласится строить вторую колоннаду. Нет, не согласится.
– Что ж, приходится скорбеть и сожалеть, если так. Добро бы догадались потомки доделать мои недоделки.
– Это другой разговор, Андре, такая возможность будет зависеть от художественного вкуса потомков и от благосостояния и богатства столицы.
В тот день в Павловске Строганов пробыл у Воронихина до позднего вечера. О многом было переговорено, многое вспомянуто добрым словом. Оба они изменились, дошли до широкой известности – один в политике, другой в искусстве.
Через несколько дней они еще раз встретились в Петербурге на островах. Воронихин был там с женой, наслаждался отдыхом в праздничный день, любовно осматривал сады и парки, разбитые на смешанный англо-французский манер около старой елагинской усадьбы, еще не тронутой зодчим Росси, и около дачи Строганова.
В светлые летние сумерки, какие бывают только в Петербурге, на дачу престарелого графа Александра Сергеевича стали собираться вельможи, состоящие в масонской ложе.
Любопытства ради приехали сюда и Павел Строганов с супругой. Оставив жен в доме, неподалеку от воронихинской дачи, что на Черной речке, Павел Строганов и Андрей Воронихин прошли через ворота нижнего павильона и поднялись по лестнице во второй этаж, где помещались библиотека и удобное для сборищ светлое колонное зало. Кроме библиотечного зала, имелась тут скрытая комната для масонских таинств. Эта тайная комната служила не для общих собраний, а для совершения процедуры приема и утверждения гранметром посвящаемых в деятельность масонской ложи.
В тот летний вечер на даче у Черной речки никого не «посвящали», а было самое обычное сборище.
Войдя в библиотеку с Андреем, Павел спросил:
– Скажите, Андре, что вас привлекает в этом, как говорят мужики, «фармазонстве»?
– Стремление к облагораживанию нравов в обществе и содействие просвещению народа… Таков основной пункт нашего положения, ну и, разумеется, прошу прощения за откровенность, требование времени и желание идти в ногу, плечом к плечу с нашей общественной средой…
– Благие цели, но не есть ли все это пустое? А впрочем, послушаем, о чем тут у вас сегодня будет речь.
