– Теперь ты собираешься меня убить? Хочешь совершить еще одно убийство?
– Теперь это зависит только от тебя, Бреммер.
– О чем это ты?
– Я говорю о том, что очень хочу разнести тебе башку, но для этого первый ход должен сделать именно ты, Бреммер, – как это было с Кукольником. Это была его игра. А теперь – твоя.
– Послушай, Босх, я вовсе не хочу умирать. Все, что я здесь наговорил, было только игрой. Ты совершаешь большую ошибку. Я всего лишь хочу, чтобы все выяснилось. Прошу тебя, отвези меня в округ, и там все станет ясно. Прошу тебя!
– Они тоже так молили, когда ты накидывал на них петлю? А, Бреммер? Ты заставлял их просить о том, чтобы ты оставил их в живых или чтобы убил? А как насчет Чандлер? Она не умоляла тебя ее убить?
– Отвези меня в округ. Арестуй и отвези в округ!
– Тогда встань лицом к стене, жирный козел, и заложи руки за спину.
Бреммер подчинился. Бросив сигарету в стоявшую на столе пепельницу, Босх также подошел к стене. Когда на руках Бреммера защелкнулись наручники, репортер облегченно вздохнул – он снова почувствовал себя в безопасности. И тут же начал двигать руками, стараясь поранить себе запястья.
– Ты видишь? – сказал он. – Ты видишь это, Босх? Я специально оставляю следы на запястьях. Теперь, если ты меня убьешь, эти следы увидят и поймут, что ты со мной расправился. Я не такой тупой придурок, как Черч, чтобы ты мог убить меня как скотину.
– Что ж, это правильно. Ты ведь прекрасно знаешь все входы и выходы, верно?
– Все до одного. А теперь давай вези меня в округ. Я выйду оттуда раньше, чем ты успеешь проснуться. Знаешь, как называется то, что у тебя есть? Дикие выдумки плохого копа. Даже федеральный суд решил, что ты зашел слишком далеко, Босх. Это не сработает. Нет у тебя никаких доказательств.
Босх развернул его так, что их лица оказались всего в полуметре друг от друга.
– Ведь это сделал ты, правда? И теперь собираешься выйти сухим из воды?
Бреммер взглянул на него, и Босх снова заметил в его глазах надменное выражение. Локке был прав – он действительно торжествовал. И был не в силах сдержать ликование, хотя понимал, что от этого зависит его жизнь.
– Да, – странным тихим голосом ответил Бреммер. – Я это сделал. Это был я. И я выйду сухим из воды. Вот увидишь. А когда я освобожусь, ты до конца жизни будешь каждую ночь меня вспоминать.
Босх кивнул.
– Но я никогда не говорил этого, Босх. Тут всего лишь твое слово против моего. Слово плохого копа – так что дело никогда не попадет в суд. Тебя не осмелятся выставить против меня.
Придвинувшись к нему еще ближе, Босх улыбнулся.
– Тогда, наверно, я хорошо сделал, что это записал.
Подойдя к радиатору, Босх вытащил спрятанный между двумя металлическими кольцами миниатюрный магнитофон и, положив его на ладонь, поднял повыше, чтобы Бреммеру было хорошо видно. Глаза Бреммера вспыхнули яростью. Его обманули. Его обвели вокруг пальца.
– Босх, эта запись незаконна. Это ловушка. Я не был поставлен в известность. Я не был поставлен в известность!
– Вот теперь я сообщаю тебе о твоих правах. До этих пор ты не был арестован. Я и не должен был ставить тебя в известность до тех пор, пока не арестую. Ты же знаешь полицейские правила.
Босх улыбнулся, позволяя репортеру получше усвоить сказанное.
– Пойдем, Бреммер! – устав от своей победы, наконец сказал он.
Глава тридцать вторая
По иронии судьбы во вторник утром Босх наслаждался тем, что не спеша читал статью Бреммера об убийстве Хани Чандлер на первой полосе «Таймс». Он доставил репортера в окружную тюрьму незадолго до полуночи, не извещая об этом отдел по связям с общественностью. В результате газета вышла со статьей об убийстве, написанной самим убийцей. Босху это очень нравилось, газету он читал с улыбкой.
Единственным, кого Босх поставил в известность, был Ирвинг. Он заставил узел связи разыскать Ирвинга по телефону и в получасовой беседе поведал заместителю начальника полиции обо всех своих действиях и подробно описал все доказательства, которые стали основанием для ареста. Ирвинг не стал ни хвалить Босха, ни бранить его за то, что он произвел арест в одиночку. Оба знали, что для всего этого время придет позже, когда станет ясно, был ли арест обоснованным.
В девять часов утра Босх появился в здании уголовного суда, в окружной прокуратуре. Сидя перед помощником окружного прокурора, он во второй раз за последние восемь часов тщательно описывал все детали происшедшего. Потом они вместе прослушали запись разговора с Бреммером. Слушая запись, помощник окружного прокурора, которого звали Чап Ньюэлл, постоянно делал пометки в своем желтом блокноте. Запись была не очень четкой, поэтому он часто хмурился или покачивал головой. Проходя сквозь железные кольца радиатора, голоса искажались и двоились. Тем не менее самые важные фразы записались вполне отчетливо.
Босх молча ждал. Судя по внешности, Ньюэлл окончил университет не более трех лет назад. Поскольку арест Бреммера пока еще не наделал шума в газетах или на телевидении, он не привлек внимания более опытных его коллег. Поэтому дело и попало к Ньюэллу – как самое рядовое.
Когда с записью было покончено, Ньюэлл с деловым видом сделал еще несколько пометок и вновь поднял глаза на Босха:
– Вы ничего не сказали о том, что было в его доме.
– Прошлой ночью я на скорую руку все осмотрел, но мне ничего не удалось найти. Сейчас там целая группа, с ордером, она проводит более тщательный обыск.
– Ну, я надеюсь, они что-нибудь найдут.
– Положим, для возбуждения дела у вас уже и так достаточно оснований.
– Ваша версия вполне обоснована, Босх. Вы хорошо поработали.
– Ваша похвала для меня много значит.
Ньюэлл посмотрел на него с подозрением, не зная, как это оценить.
– Но…
– Что «но»?
– Ну, дело мы, конечно, можем возбудить – это без вопросов. Для этого много чего есть.
– Так что «но»?
– Я имею в виду судебную перспективу. Что, в сущности, у нас есть? Множество совпадений. Левша, курит, знает все подробности о Кукольнике. Но все это нельзя считать твердыми доказательствами. Таких людей достаточно много.
В этот момент Босх закурил сигарету.
– Будьте добры не…
Босх выпустил длинную струю дыма.
– …не обращайте внимания.
– А как насчет записки и почтового штемпеля?
– Это неплохо, но слишком сложно для понимания. Хороший адвокат может представить это присяжным как еще одно совпадение. Он может запутать дело – вот что я пытаюсь сказать.
– А как насчет записи, Ньюэлл? У нас записано его признание. Чего еще вам…
– Но потом он его дезавуировал.
– Только не в конце.
– Послушайте, я вовсе не собираюсь использовать эту запись.
– О чем вы говорите?
– Вы знаете, о чем я говорю. Он признался до того, как вы поставили его в известность о записи. Тут пахнет подставой.
– Нет здесь никакой подставы. Он знал, что я коп, и знал свои права независимо от того, поставил я его в известность или нет. Это
– Но он обыскивал вас, пытаясь найти магнитофон. Это ясно указывает на то, что он не хотел, чтобы его записывали. К тому же он взорвал бомбу – то есть сделал самое серьезное заявление, – после того как вы
