— Да, это я.
— Вы только что показали, что не испытывали удовлетворения, однако психиатр в своем отчете утверждает, что вы все же выражали удовлетворение исходом инцидента. Кто же прав?
— В документе — его слова, а не мои. Вряд ли я стал бы говорить такое.
— А что бы вам следовало сказать?
— Не знаю. По крайней мере, не это.
— Почему же в таком случае вы подписали бланк допуска?
— Я подписал его потому, что хотел поскорее вернуться к работе. Если бы я стал препираться с ним из- за формулировок, мне никогда не удалось бы этого сделать.
— Скажите, детектив, известно ли обследовавшему вас психиатру о том, что произошло с вашей матерью?
Босх заколебался.
— Не знаю, — наконец ответил он. — Я ему не рассказывал. Не знаю, была ли у него эта информация.
Босху с трудом удавалось концентрировать внимание на своих словах, в его мозгу царила сумятица.
— Что случилось с вашей матерью?
Прежде чем ответить, он долго смотрел прямо на Чэндлер. Она не отвела взгляда.
— Как здесь уже говорилось, она была убита. Мне тогда было одиннадцать лет. Это произошло в Голливуде.
— И никто так и не был арестован, правильно?
— Да, правильно. Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь другом? Об этом здесь уже все было сказано.
Босх посмотрел на Белка. Тот, сообразив, что от него требуется, поднялся и заявил протест в связи с тем, что Чэндлер постоянно задает вопросы на одну и ту же тему.
— Детектив Босх, вы хотите, чтобы мы устроили перерыв? — спросил судья Кейс. — Может быть, вам нужно немного успокоиться?
— Нет, судья, со мной все в порядке.
— Ну что ж, извините. Я не могу накладывать ограничения на перекрестный допрос. Протест отклоняется.
Судья кивнул Чэндлер.
— Сожалею, что приходится задавать вам такие личные вопросы, но скажите: после ее смерти вас воспитывал отец?
— Вы не сожалеете. Вы...
— Детектив Босх! — загремел судья. — Это недопустимо. Вы должны отвечать на задаваемые вам вопросы. И больше ничего говорить не надо. Отвечайте только на вопросы.
— Нет. Я никогда не знал своего отца. Меня поместили сначала в детский дом, а потом — в интернат.
— У вас есть братья? Сестры?
— Нет.
— Значит, человек, задушивший вашу мать, не только отобрал единственного и самого близкого вам человека, он в значительной степени разрушил вашу жизнь?
— Можно сказать и так.
— Связан ли с этим преступлением тот факт, что вы стали полицейским?
Босх почувствовал, что не может больше смотреть на присяжных. Он знал, что лицо его стало красным. Он чувствовал себя мухой, умирающей под увеличительным стеклом.
— Не знаю. Я никогда не залезал внутрь себя настолько глубоко.
— Связано ли со смертью вашей матери то чувство удовлетворения, которое вы испытали, убив мистера Черча?
— Как я уже сказал, если и можно говорить о каком-либо удовлетворении — а вы продолжаете использовать это слово, — то я испытал его лишь в связи с тем, что дело наконец-то было закрыто. Если использовать вашу терминологию — этот человек был чудовищем. Он был убийцей. Я был удовлетворен, что мы остановили его. А вы не были бы?
— Отвечать на вопросы должны вы, детектив Босх, — сказала Чэндлер. — Следующий мой вопрос таков: действительно ли вы остановили убийства? Полностью?
Белк подскочил и потребовал консультаций. Обратившись к присяжным, судья произнес:
— Устроим все же перерыв. Когда мы будем готовы, вас пригласят.
Глава 17
Белк потребовал, чтобы консультации по поводу его протеста в связи с последним вопросом Чэндлер проводились конфиденциально — без представителей прессы, поэтому судья встал и направился в свой кабинет. За ним последовали Чэндлер, Белк, Босх, стенографистка и секретарь суда. Чтобы рассесться
