– Да этот тип сам и звонил. Ганн.
Маккалеб постучал пальцем по копии бланка:
– Он звонил по этому номеру. Своей сестре.
– Выходит, она позвонила Руди насчет братца.
– Стало быть, два раза он не звонил.
– Не-а. Мы тут обычно так заняты, что они могут считать себя счастливчиками, если сумеют позвонить хоть один раз.
Маккалеб кивнул, сложил фотокопии и собирался убрать их обратно в карман, но Уинстон забрала их у него из рук.
– У меня будет целее, – сказала она и сунула сложенные бумаги в задний карман джинсов. – Сержант Цукер, – продолжала она, – вы, часом, не из тех славных парней, кто звонит Таферо, поскольку тот бывший коллега, и подсказывает, что тут у вас в аквариуме есть потенциальная рыбка для него?
Цукер мгновение пристально смотрел на нее, его лицо окаменело.
– Это очень важно, сержант.
Каменное лицо трещиной рассекла сухая улыбка.
– Нет, я не из тех славных парней, – произнес Цукер. – И в моей ночной смене нет таких славных парней. И кстати, о смене – у меня мало людей, а значит, я не могу больше беседовать с вами. Всего доброго.
Он шагнул назад.
– Последний вопрос, – быстро сказала Уинстон.
Цукер обернулся.
– Это вы позвонили Гарри Босху и рассказали, что Ганн в камере?
Цукер кивнул.
– У меня от него постоянная заявка. Каждый раз, когда Ганн попадал сюда, Босх хотел знать об этом. Он приезжал и разговаривал с ним, пытался что-то выжать по тому старому делу. Босх не отступался.
– Здесь сказано, что Ганна зарегистрировали только в половине третьего, – заметил Маккалеб. – Вы позвонили Босху посреди ночи?
– Как договорено. Босху было все равно, который час. На самом деле процедура такая: я передавал ему сообщение на пейджер, потом он перезванивал.
– Так все было и в ту последнюю ночь?
– Да, я сбросил весточку на пейджер, и Босх перезвонил. Я сказал ему, что Ганн снова у нас. Гарри приехал. Я пытался уговорить его подождать до утра, потому как тип был мертвецки пьян – в смысле Ганн, – но Гарри все равно пошел. А почему вы расспрашиваете о Гарри Босхе?
Уинстон не ответила, и Маккалеб вмешался:
– При чем тут Босх? Мы спрашиваем о Ганне.
– Что ж, это все, что я знаю. Могу я теперь идти? Смена была долгой.
– Будто не все такие, – ответила Уинстон. – Спасибо, сержант.
Они вышли на крыльцо.
– Твое мнение? – спросила Уинстон.
– Мне он показался честным. Но знаешь, давай несколько минут понаблюдаем за служебной стоянкой.
– Зачем?
– Уважь меня. Давай поглядим, на чем сержант поедет домой.
– Ты тратишь мое время, Терри.
Они все-таки сели в 'чероки' Маккалеба и, объехав квартал, добрались до служебной автостоянки голливудского участка. Маккалеб остановился ярдах в пятидесяти от выезда, перед пожарным гидрантом. Приладил зеркальце бокового обзора так, чтобы видеть все выезжающие со стоянки машины. Пару минут они сидели молча, потом Уинстон заговорила:
– Если человек есть то, что он водит, то кто же тогда ты?
Маккалеб улыбнулся:
– Никогда не задумывался. 'Чероки'... Наверное, я – последний в породе, что ли.
Он покосился на нее, потом снова посмотрел в зеркало.
– Ну, а как насчет слоя пыли на всем, что...
– Есть. По-моему, это он.
Маккалеб смотрел на машину, которая выехала со стоянки и повернула налево – в их сторону.
– Едет сюда.
Оба замерли. Машина подъехала и остановилась прямо рядом с ними. Маккалеб ненароком скосил глаза
