— Мистер Поведа?
Он не ответил.
Я вытащил свое удостоверение.
— Меня зовут Чарли Паркер. Я частный детектив. Могу я поговорить с вами несколько минут?
Он все еще не отвечал, но, по крайней мере, дверь гаража оставалась открытой. Я воспринял это, как положительный знак. Я был не прав. Фил Поведа, который выглядел, как хиппующий компьютерный гений, нацелил на меня пистолет. Это был 38-й калибр, и он дрожал в руках Поведы, как желе, но все равно это был пистолет.
— Убирайтесь отсюда, — сказал он. Его рука все еще дрожала, но по сравнению с голосом она была тверда, как скала. Поведа буквально разваливался на части от страха. Я видел это по его глазам, по морщинам вокруг рта, по язвам на лице и шее. Дорогой я думал, не он ли виноват каким-то образом в том, что происходит. Теперь, увидев его полное разложение и ужас, я понял, что он был потенциальной жертвой, а не возможным убийцей.
— Мистер Поведа, я могу помочь вам. Я знаю, что-то происходит. Люди умирают, люди с которыми вы когда-то были близки: Греди Труэт, Джеймс Фостер, Лэндрон Мобли. Я полагаю, что и смерть Марианны Ларуз как-то связана с этим. Теперь пропал Эллиот Нортон.
Он моргнул.
— Эллиот? — Еще один маленький осколок надежды, казалось, рассыпался на кусочки в его мозгу и растворился в чувстве обреченности.
— Вам надо поговорить с кем-нибудь. Я думаю, что когда-то в прошлом вы со своими друзьями что-то сделали, а теперь последствия того дела вернулись, чтобы мучить вас. Курносый ствол тридцать восьмого калибра в трясущейся руке не спасет вас от того, что приближается.
Я сделал шаг вперед, но дверь гаража захлопнулась передо мной раньше, чем я успел подойти к ней Я забарабанил в нее.
— Мистер Поведа! — закричал я. — Поговорите со мной.
Никто не ответил, но я чувствовал, что он стоит в ожидании за дверью, прижавшись к металлической створке, в ловушке собственных страхов. Я вытащил из бумажника визитную карточку, частично просунул ее в щель под дверью и оставил несчастного там вместе с его грехами.
Когда я обернулся, чтобы еще раз взглянуть на дверь гаража, карточки не было.
Терезия в «Лэп-Ленде» не оказалось, когда я зашел туда, а Крошка Энди, храбрость которого теперь была усилена двумя охранниками в черных пиджаках у дверей и присутствием бармена, был не в настроении помогать мне. Мне не удалось получить ответа и из комнаты, где жил Терезий: согласно сведениям старика, который постоянно проживал на крыльце дома, он ушел на работу утром и еще не возвращался. Все как всегда — чем больше нужно поговорить с человеком, тем сложнее его найти.
Я пошел по Кинг-стрит и зашел в «Южную кухню Дженнет». Это заведение оказалось реликтом прошлых времен, когда людям надо было брать подносы и стоять в очереди, чтобы получить жареного цыпленка, рис и свиную отбивную за прилавком. Я был единственным белым среди всех, но никто не обращал на меня особого внимания. Передо мной дымились цыпленок с рисом, но аппетита все еще не было. Я пил и пил один стакан лимонада за другим, чтобы освежиться, но это не помогло. Меня все еще лихорадило. Скоро здесь будет Луис, говорил я сам себе. Все встанет на свои места. Я отставил тарелку в сторону и отправился обратно в гостиницу.
Когда на город опустилась тьма, я вновь разложил на столе изображения женщины. Папка, в которой были фотографии с места убийства Ларуз и рапорты по делу, лежала у левой руки. Все остальное доступное пространство занимали рисунки Джеймса Фостера. На одной картине женщина была запечатлена в тот момент, когда она, обернувшись, смотрела через плечо. Место, где должно было находиться ее лицо, скрывали черные и серые тени; костяшки ее пальцев проступали сквозь ткань, облекавшую тело, которое выглядело как венозная сетка или чешуя, покрывающая кожу. Здесь, казалось, ощущалась какая-то сексуальная притягательность, смесь отвращения и вожделения, выраженная в художественной форме. Очертания ее ягодиц и ног были тщательно прописаны, как будто солнце просвечивало сквозь ткань; соски набухли. Она была похожа на коварную ламию из мифов, прекрасную женщину со змеиным хвостом, завлекающую путешественников своим чарующим пением, чтобы убить их, как только они приблизятся. На этом рисунке чешуя покрывала все тело незнакомки — мифологического персонажа, символизирующего мужские страхи перед агрессивной женской чувственностью. И именно это толкование нашло благодатную почву в воображении Фостера.
Был и второй постоянный мотив в его рисунках — яма, окруженная камнями и суровой бесплодной землей; тени тощих деревьев лежали на земле, как фигуры скорбящих над могилой. На одном рисунке яма была лишь темной дырой, напоминающей черты лица женщины; комки земли складывались в очертания губ и покрывало, обернутое вокруг лица. Но на другом столб огня вырывался из глубины земли, как будто бы в земле была прорыта скважина, уходящая в земную кору или в самый ад. Женщину в центре этого столба сжирало пламя, ее тела касались оранжевые и красные языки огня, ноги были раскинуты, а голова запрокинута назад в приступе боли или страсти. Здесь нужен бы скрупулезный психоанализ, но и без него совершенно ясно, что у Фостера была очень неуравновешенная психика. Это абсолютно точно.
Последняя вещь, которую его вдова позволила мне взять из кабинета Фостера, была фотография шести молодых парней, стоящих вместе перед баром. Неоновая реклама пива «Миллер» светилась за их спинами. Эллиот Нортон улыбался, в правой руке он держал бутылку пива «Бад», а левой обнимал за пояс Ларуза- младшего. Рядом с ним стоял Фил Поведа, который был выше всех. Он опирался о корпус автомобиля, скрестив ноги и с руками, сплетенными на груди, бутылка пива зажата под локтем слева. Следующим в ряду был самый низкорослый член компании с невыразительным лицом и кудрявыми волосами — мальчик- мужчина с начинающей пробиваться бородкой и ногами, которые казались слишком короткими для его тела. Он был снят в позе танцора: левая нога и левая рука вытянуты вперед, правая рука поднята высоко над головой, струйка текилы сверкает в неоновом свете, выливаясь из бутылки в его руке — покойный Греди Труэт. Рядом с ним мальчишеское лицо робко смотрит в объектив снизу вверх, голова опущена на грудь. Это и есть Джеймс Фостер.
Последний из парней не улыбался так широко, как остальные. Его усмешка казалась неловкой, одежда какой-то дешевой. На нем были джинсы и рубашка в клетку. Он стоял, неловко выпрямившись, посреди грязной парковочной площадки, посыпанной гравием, и выглядел как один из тех, кто не хочет, чтобы его фотографировали. Лэндрон Мобли — самый бедный из всех шестерых, единственный, кто не учился в колледже, не делал никаких успехов на каком-либо общественном поприще, единственный, кто никогда не выезжал за пределы штата Южная Каролина, чтобы как-то продвинуться в жизни. Но у Мобли была своя собственная сфера деятельности: Лэндрон мог раздобыть наркотики, он мог найти дешевых, неряшливых женщин, которые готовы были отдаться за бутылку пива. Большие кулаки Лэндрона могли поколотить всякого, кто бы решился поживиться за счет кучки богатеньких мальчиков, забравшихся на чужую территорию, наложивших лапу на чужих женщин, выпивающих в барах, где их не ждали. Лэндрон был пропуском в мир, благами которого эти пятеро представителей «золотой молодежи» хотели пользоваться и наслаждаться, но частью которого они не собирались становиться. Лэндрон был привратником. Лэндрон знал свое дело.
Теперь Лэндрон мертв.
По словам Адель Фостер, обвинения в недостойном поведении, выдвинутые против Мобли, для нее не были сюрпризом. Она знала, что собой представляет Лэндрон, знала, что он любит делать с девушками и даже, почему он систематически проваливался на экзаменах в колледж. И, хотя ее муж обещал порвать с ним всякие отношения, Адель видела, как они разговаривали с Лэндроном за пару недель до смерти Джеймса, видела, как Лэндрон похлопывает его по плечу и садится в его машину. Она видела, как муж дает ему небольшую пачку денег из своего бумажника. Она поругалась с ним в тот вечер только для того, чтобы в результате муж сказал ей, что Лэндрона покинула удача с тех пор, как он потерял работу, и Джеймс всего лишь дал ему денег, чтобы Мобли мог уехать и оставить его в покое. Она не поверила, а поездки Джеймса в «Лэп-Ленд» только усилили ее подозрения. Со временем пропасть между мужем и женой становилась все больше, и она рассказала мне, что вовсе не с Джеймсом, а с Эллиотом Нортоном она поделилась своими страхами по поводу Лэндрона Мобли, когда лежала рядом с ним в небольшой комнате над его офисом. В комнате, где он иногда оставался ночевать, когда работал над особенно сложным делом и которую теперь
