Судья
Часть I. Судья
Февральские ночи в Петербурге долгие и темные. Холодный ветер бродит по пустынным улицам надменного города, швыряя в лица случайных прохожих мокрый снег. «В такие ночи хорошо быть дома, лежать на широкой кровати под толстым одеялом, прижимаясь к теплому женскому телу… А на улицах холодно и страшно. И никого, кроме бандитов и ментов, не встретишь. И еще неизвестно, кто из них страшнее». Примерно так думалось бывшему завлабу и кандидату наук, а ныне частному извозчику, медленно курсировавшему на стареньком «москвиче» по Васильевскому острову в безнадежных поисках клиента.
На углу Малого и Детской кандидат-извозчик притормозил, чтобы «москвич» не рассыпался на ямах и рытвинах перекрестка. Справа от машины чернело пустыми глазницами выбитых окон бывшее общежитие университета, слева начиналось Смоленское кладбище. Хоть и был бывший завлаб кандидатом очень материалистических биологических наук, но почувствовал, как суеверный страх вдруг захолодил живот. «Веселенькое место. Тут клиентов точно не будет, кроме душ неупокоившихся», — попытался приободрить себя шуткой извозчик и вдруг оцепенел от ужаса, машинально вдавив педаль тормоза в пол. Из темноты кладбища скользнула к машине черная тень. Вымазанная землей рука стукнула в стекло.
— Подбросишь, хозяин?
— Не… не… не! — забормотал биолог, судорожно ища ногой педаль газа.
— Ты что, больной? — сказала тень хриплым, но вполне человеческим голосом. — Фильмы ужасов смотреть любишь?
— Раньше любил, пока видак не продали. Жрать-то что-то надо. Спасибо родной демократической власти. Сам дурак, ее же и выбрал, — извозчика, видимо, от пережитых волнений разобрал словесный понос. — Куда ехать-то?
Человек с кладбища уже по-хозяйски усаживался на переднее сиденье. Биолог хотел было робко возмутиться, но странный пассажир вдруг выудил из кармана смятую двадцатидолларовую бумажку и положил ее перед водителем.
— Езжай пока в центр, там определимся. — Человек устало закрыл глаза и попытался откинуться в кресле.
Вывалянного в грязи человека звали Сергеем Челищевым, и еще полгода назад он работал следователем в прокуратуре. «Неужели уже полгода прошло?» Сергей нашарил в кармане куртки сигареты, зажигалку и закурил, не спрашивая разрешения у водителя. Как ни странно, печка в раздолбанном «москвиче» работала на совесть, и Челищев почувствовал, как приятное тепло разливается по замерзшему телу. После зимней холодной грязи котлована в салоне старенькой машины было даже уютно.
«Да, веселые дела, что делать-то будем, дядя Сережа?» — спросил себя Челищев и открыл глаза. «Москвич» выезжал на пустынный Невский.
— Центр, — намекнул водитель, опасливо косясь на пассажира. — Куда дальше поедем?
— Подожди, браток, дай подумать, — ответил Челищев, закуривая новую сигарету. Пальцы начали дрожать в похмельном колотуне. Дрожь эта, с одной стороны, мешала сосредоточиться, а с другой — заставляла соображать быстрее. По опыту Сергей знал, что через несколько минут похмелье заявит о себе во весь голос, и тогда станет по настоящему плохо.
«Домой я не поеду. Не могу, не сейчас. К Катерине?… Тоже не могу, не выдержу, дел наворочу… Помнится, Доктор передал, что Антибиотик мне три дня сроку дал, чтоб появиться… Отлежаться надо, оклематься, в себя прийти… Где бы упасть? Дожил — никого вокруг… Федосеич! Как же я сразу-то…»
— В Лугу поедем, — повернулся Челищев к притихшему извозчику.
— Куда?! Нет, это уже без меня… — начал было протестовать тот, но резко осекся, увидев извлеченные Сергеем из недр грязных штанов две сотенные купюры бакинских[1].
— А… Я сейчас, мне только домой позвонить надо, предупредить, что…
— Иди, звони, — устало махнул рукой Челищев и, увидев нерешительность в глазах водителя, вымученно усмехнулся:
— Да не бойся ты за свою банку, кому нужна эта развалюха… Иди звони… Да, еще пива мне возьми пару банок в ларьке, а то меня совсем бодун забодает…
Егор Федосеевич Алексеев — в прошлом известный в Петербурге тренер по дзю-до, воспитавший не одного чемпиона. Прошел через его руки когда-то и Челищев. Федосеич любил его, выделял за прекрасную, природой подаренную технику выполнения приемов, но ставку на Сергея никогда не делал: «Злости в тебе нет, а без злости чемпионами не становятся…»
Федосеич был талантлив и авторитетен, но слишком независим и чудаковат, чтобы занимать высокие посты среди чиновников от спорта. Что-то кому-то он не так сказал или даже по роже дал какому-то деятелю… Через несколько месяцев его круто подставили, завели уголовное дело по факту хищения талонов на питание спортсменов во время сборов… Сергей, уже работавший в то время в прокуратуре города, пытался помочь, но пару лет Федосеичу пришлось-таки потоптать зону… Выйдя по амнистии, он из Питера уехал, обосновался на маленьком хуторке под Лугой, оставив городскую квартиру бросившей его молодой жене-теннисистке… После зоны Федосеич как-то сразу постарел, огородничал и жил отшельником. Изредка его навещали лишь самые любимые ученики, в число которых входил когда-то и Челищев…
К хибаре Федосеича «москвич» доплелся лишь под утро, когда Сергей уже влил в себя четыре банки пива. Похмелье не отступало, сжимало липкими тисками грудь, сбивало дыхание и лихорадочно потряхивало все тело. Челищев еле вылез из машины, которая, тут же развернувшись, торопливо затарахтела в обратный путь…
Федосеич открыл дверь сразу, словно всю ночь поджидал Сергея. Спокойно осмотрев Челищева с головы до ног, старый тренер угрюмо поинтересовался:
— Давно запил?
Сергей измученно мотнул головой и вытер со лба испарину:
— Не помню, давно… Дней пять… или шесть. Старик крякнул, осмотрел еще раз одежду Челищева и буркнул:
— Сымай! До исподнего раздевайся и на диван ложись, пледом укройся…
Сергей бросил одежду грязным комом у порога и со стоном опустился на старенький диван. Федосеич пошуровал в шкафу, вытащил бутылку, налил полстакана.
— Пей залпом. А то загнешься еще, пока я баню истоплю и все остальное приготовлю.
Челищев выпил. Это была спиртовая настойка с каким-то необычным привкусом, но разобраться в своих ощущениях до конца Сергей уже не смог, потому что впал в странный полутранс-полусон… Остатками сознания Сергей как-то реагировал на то, что Федосеич отнес его на руках в баню, потом заставил выпить большую кружку какого-то травяного варева, от которого Челищева долго выворачивало наизнанку, потом старик парил его и снова заставлял что-то пить. Последнее, что запомнил Челищев перед тем, как окончательно провалиться в забытье, — это как Федосеич расспрашивал его, а он, еле ворочая языком, отвечал… Потом глаза старика стали расти, надвинулись на Сергея, и он утонул, растворился в них…
Он проснулся с абсолютно ясной головой, но руки и ноги были совершенно ватными, слабыми, как у новорожденного.
Челищев повернул голову и встретился глазами с Федосеичем, сидевшим за столом и прихлебывавшим чай из большой кружки.
— Ну что, жив, охломон?
— Еще не знаю, — честно ответил Сергей, ощупывая себя непослушными руками. На Челищеве было надето старенькое, но чистое армейское бязевое белье, но когда его переодевал Федосеич — Сергей не помнил.
— Какой сегодня день? Сколько я проспал?
