продавцами и мелкими владельцами. Люди - они везде люди, и все они любят денежку. И реклама, само собой, - вроде этого твоего 'учёного' с подмостков погорелого уездного театра. Давай-ка сделаем так, - и генеральный директор фирмы 'Грёзы Музы' взял из аккуратной пачки чистый лист бумаги.
'А ты, парень, неплох, - подумал Вадим, поймав своё изображение в зеркале заднего вида, - волевое лицо, строгие и умные серые глаза, тёмные волосы с благородной проседью. Состоявшийся мужчина в возрасте около сорока - лакомый объект для женщин, особенно если учесть, какой толщины кошелёк у этого объекта. Диана так чуть ли не с полумысли мои желания угадывает…'.
Да, генеральный директор крепко стоящей на ногах фирмы 'Грёзы Музы' Вадим Петрович Костомаров имел все основания быть довольным, хотя в последнее время ощущал смутное беспокойство. И причины этого беспокойства были ему ясны: Вадим понимал, что бум с чудо-таблетками, позволивший компаньонам очень неплохо заработать, - это явление временное. И дело не в обилии пройдошистых конкурентов, суетящихся вокруг легковерных старушек, - болезных-то на всех хватит, - дело в другом. Можно неопределённо долго обманывать одного человека или нескольких, можно какое-то время дурить голову многим, но год за годом водить за нос множество людей - такой номер не пройдёт. Завлекательные названия примелькаются, и редкие случаи чудесных исцелений затеряются, утонут в волне массового раздражения обманутых. И Костомаров напряжённо размышлял, на что же теперь ему переориентировать свою 'многоцелевую' фирму.
Иногда он вообще чувствовал глухое раздражение оттого, что он, хозяин (вроде бы) своей судьбы, словно плывёт в бурлящем потоке, и все попытки выбраться на берег тщетны. Стоит остановиться, чуть ослабить туго натянутые вожжи, не смазать вовремя машину по производству разноцветных бумажек - и всё. Сомнут, растопчут и побегут дальше, даже не оглянувшись на упавшего неудачника - сколько их таких уже валяется по обочинам торной дороги к успеху.
А остановиться ему порой хотелось, очень хотелось - хотя бы для того, чтобы просто посмотреть вокруг, оглянуться назад и подумать: а зачем это всё - всё, что он, Вадим, делает? Стал ли он счастливее оттого, что у него солидный счёт в банке; что они с Серёгой стали заметными фигурами на тусовках в ночных клубах; что в его престижном 'мерседесе' с водителем сидит ещё и дюжий охранник, готовый по одному движению костомаровской брови вцепится в горло кому угодно; что Диана (да и другие женщины) преданно ловят любое слово Вадима Петровича и даже жест; и что впереди у него ещё много лет такой вот 'насыщенной', с позволения сказать, жизни? И что дальше? Больший вес в определённых кругах, больше денег, больше красивых вещей, больше женщин, больше власти над людьми? Так ведь всех женщин всё равно не перелюбишь, как не выпьешь всех элитных напитков, а власть - штука обоюдоострая.
И он вспомнил, как на пляже Гран-Канариа ему вдруг остро захотелось вернуться в те далёкие годы, когда они сидели на берегу реки у костра, и огонь отражался в глазах ребят и девчонок, заворожено слушавших его, Вадима (тогда ещё не Петровича), песни…
Костомаров встряхнулся, прогоняя ненужные и расслабляющие мысли, и тут увидел через тонированное стекло человека, понуро стоявшего на тротуаре, - машина поворачивала направо, и Вадим смог хорошо его разглядеть.
Человек был одет в старую кожаную куртку и выцветшие джинсы; на его спутанных волосах блестели капельки дождя. Бомж не бомж, но что-то близкое к этой нижней ступени социальной лестницы. Человек равнодушно скользнул пустым взглядом по роскошной тачке, и в это время Костомаров его узнал.
– Останови-ка, - бросил он водителю и выбрался из машины, как только 'мерседес' послушно ткнулся в поребрик.
Охранник последовал за ним - молча. Если хозяин зачем-то вышел - это его дело, а дело секьюрити - оберегать хозяина от любых возможных неприятностей, именно за это ему и платят деньги.
– Ну, здравствуй, Андрей.
Отрешённый взгляд человека в кожаной куртке сделался чуть более осмысленным, и одновременно в его глазах мелькнуло недоверие.
– В-вадим?
– Я, как видишь.
Бывшие друзья несколько секунд молчали, почти физически ощущая невидимую, но очень прочную стенку, выросшую между ними за эти годы. Обниматься респектабельному бизнесмену и полупьяному полубродяге - Костомаров уловил исходящий от Северцева запах перегара - было как-то не с руки, и они просто смотрели друг на друга, не зная, что сказать. К счастью, рядышком оказалось какое-то кафе, и Вадим Петрович потянул Андрея туда - стоять под моросящим дождём было бы совсем глупо. Охранник молчаливой тенью пошёл за ними, держась в трёх шагах за спиной босса.
В уютном кафе Северцеву было явно неуютно - очевидно, даже такого невысокого уровня заведения он не посещал. Миловидная официантка в коротенькой юбочке одарила Вадима многообещающим взглядом, иронично-пренебрежительным - Андрея и упорхнула, приняв заказ. Охранник присел за соседним столиком.
– Как ты, старина? - спросил Костомаров, разрушая тягостное молчание.
– Да как-как, - отозвался Андрей и добавил с застарелой горечью: - Разве по мне не видно? Да никак… А ты как? Хотя по тебе тоже видно…
Потом он долго отмалчивался, слушая Вадима, и оживился лишь после второй рюмки дорогого коньяка.
– Да, высоко ты летаешь, друг ситный, - сказал Северцев без всякой зависти, словно ставя диагноз. - И девка эта так на тебя посмотрела, как будто готова была тут же трусы с себя стянуть и задрать перед тобой юбку. Ну что ж, молодец, Вадька. А у меня вот как-то не срослось… Наш клуб авторской песни развалился, НИИ тоже - перебиваюсь с хлеба на квас случайными заработками. Всякого попробовал, да только всё не по душе. А что по душе - так то нынче никому не нужно. Шоу-бизнес, мать его в чресла горячей кочергой… Прав был тот парень - помнишь, с которым мы в 'Бочонке' познакомились?
– Так мы же вместе с ним и на Дальний Восток ездили, и дела теперь вместе крутим - я ж тебе только что рассказывал!
– Ну да, ну да, - стушевался Андрей. - Прости, из головы выскочило.
Он быстро опьянел, что свидетельствовало о его давней и прочной привязанности к алкоголю. Вадим удивлялся самому себе - и чего это он тратит своё драгоценное время на беседу с этой тенью прошлого? Какой с этого прок? Каждый человек сам кузнец своего счастья - пусть неудачник плачет, или, как говорили древние римляне, горе побеждённым. И всё-таки он сидел с Андреем Северцевым, и пил с ним коньяк, и слушал его становившуюся всё более бессвязной речь.
– Время поэтов прошло, - глухо бормотал Андрей, подперев кулаком щёку, заросшую щетиной. - Не время нынче для душевных песен… Вот, скажем, Розенбаум - талантливый ведь парень, а… Не то, не то… 'Я не дарю вам песни, я отрабатываю деньги, которые вы заплатили за билет!' - его слова! Нельзя так, нельзя… Когда говорят пушки, музы молчат, а когда звенят монеты, музы тихо умирают… И даже Высоцкий - не выжил бы Володя в наше время, другое оно, злое и безликое… как… как… - он замолчал, подбирая сравнение. - Нет, не выжил бы, - повторил Северцев и остановился остекленевшим взглядом на графинчике с коньяком.
– Ты пей кофе, а то, боюсь, скоро двух слов связать не сможешь, и беседа наша прервётся по не зависящим от меня обстоятельствам, - посоветовал ему Вадим, подумав про себя: 'Да, укатали сивку крутые горки. И в борьбе с зелёным змием побеждает змий…'.
Андрей сморщился и затряс головой, что по идее должно было означать 'да ты что, я ещё ни в одном глазу!', но в это время в кармане у Костомарова заиграл мобильник.
– Сергей? Я немного задержусь. Встретил тут случайно одного, - Вадим скосил глаза на Северцева, сосредоточенно глотающего кофе, - приятеля очень старого… Ага. Так что ты сам командуй пока парадом, ладно? Если что - звони. Всё. До связи. Так что там Высоцкий, Андрюха?
– Высоцкий? - Северцев немного протрезвел, но чувствовалось, что нить разговора он уже потерял. - А, Владимир Семёныч… Тут вот какая штука - не простой он был человек, а может, и не человек вовсе. Миссия у него была, и к слою он был подключен.
– К какому ещё слою?
– К энергофи…, тьфу, к энергоинформационному, - с видимым усилием выговорил Андрей. - Вот ты
